Упрямый Галилей
Шрифт:
Что же касается всего остального – нарушения порядка получения Imprimatur, вкладывания аргумента о Божественном всемогуществе в уста Симпличио, который не соглашался с тем, чего не понимал, и над которым посмеивался Сальвиати, рупор Галилея, и прочее и прочее, – это все мелочи или по крайней мере обстоятельства, занимающие в структуре официального обвинения сугубо периферийное положение. Эти обстоятельства наряду с другими могли играть существенную роль в инициировании процесса, но юридически они не могли лежать в основе обвинения.
Как некогда сказал Уильям Оккам, не надо множить сущности без необходимости. То же касается и пунктов обвинения. Если достаточно осудить Галилея за коперниканство (точнее, за «вероломное умалчивание» об увещании 1616 года, то есть за обман его святейшества), этого достаточно. Выбор был сделан, путь к процессу открыт.
Во время его подготовки и проведения Урбан VIII не раз высказывал глубокое сожаление по поводу происходящего, ведь он так любил Галилея, но… есть высшие ценности и принципы, коими он не может поступиться.
ДОЛГАЯ ДОРОГА В РИМ
1 октября 1632
13 октября 1632 года он пишет пространное письмо кардиналу-непоту Франческо Барберини, в котором выражает недоумение по поводу того, что «Dialogo» вызвал столь бурную и жесткую реакцию. Более того, Галилей уверял кардинала, будто написать книгу его вдохновил некий теолог, известный своей мудростью и святостью:
…Подобно эху Святого Духа, я услышал очень краткое, но восхитительное и благочестивейшее утверждение, внезапно вырвавшееся из уст того, кто является лицом наиученейшим и глубоко почитаемым за праведность своей жизни; утверждение, которое не более чем в десяти словах, умно и красиво составленных, включило в себя все, что можно почерпнуть из пространных дискуссий, находящихся в книгах святых докторов 1101 .
Правда, кто именно столь удачно укоротил пространные рассуждения Фомы Аквинского и других выдающихся теологов до размера «Ave Maria», Галилей не уточнил. Коснувшись распоряжения немедленно явиться в Рим, Галилей разъяснил кардиналу, что выполнить его в ближайшее время не представляется возможным по многим причинам: преклонный возраст 1102 , болезни, плохое состояние дорог, плохая погода, а также переживания последних недель, лишившие его сна. Кроме того, во Флоренции вновь вспыхнула эпидемия чумы, а это означает, что около месяца ему придется просидеть в карантине, в очень тяжелых условиях. Все это, уверял Галилей, не позволит ему преодолеть и половину пути. Поэтому ученый предложил другой выход: ответить на все вопросы римской инквизиции письменно или дать показания флорентийскому инквизитору (или архиепископу, или тому, кто будет специально назначен для рассмотрения его дела) 1103 . Но если, добавляет Галилей, «ни мой преклонный возраст, ни мои болезни, ни моя измученная душа, ни необходимость длительного путешествия, усугубленного мучительными сомнениями и подозрениями, Верховный суд не сочтет вескими основаниями для <…> изменения срока разбирательства по моему делу, то я приеду, поскольку послушание для меня дороже самой жизни» 1104 .
1101
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 408 – 410; P. 409.
1102
Галилею тогда исполнилось 68 лет, но в письме к Барберини он набавил себе 2 года.
1103
«…Здесь [во Флоренции] находятся инквизитор, папский нунций, архиепископ и другие представители Святой Церкви, перед коими я готов предстать по первому же приказу» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 410).
1104
Ibid.
Копия письма Галилея кардиналу Барберини была представлена великому герцогу, и тот поручил Никколини доставить письмо адресату, сделав все возможное, чтобы помочь Галилею. Но Никколини счел, что обращение к кардиналу не принесет пользы, скорее осложнит ситуацию.
Если мне будет позволено говорить откровенно, – писал посол Галилею 23 октября 1632 года, – то я думаю, что это письмо скорее усугубит, нежели облегчит Ваше положение. В нем Вы пишете, что сможете защитить свой труд, однако Ваша настойчивость может лишь усилить их желание вынести приговор 1105 .
1105
Ibid. P. 417.
И в заключение посол добавил: «я не думаю, что дело обойдется без судебного процесса и применения ограничительных мер по отношению к Вам лично» 1106 .
Но письмо уже было отправлено. Тогда Никколини встретился с тремя кардиналами, а также с асессором Конгрегации святой инквизиции Боккабеллой и рассказал им о тяжелом состоянии Галилея и невозможности его приезда в Рим в ближайшее время. Никколини вежливо выслушивали, но никакого определенного ответа никто не давал, да и не мог дать, поскольку последнее слово было за Урбаном. Тогда посол решил еще раз поговорить с папой.
1106
Ibid. P. 418.
Беседа состоялась 13 ноября 1632 года. Никколини просил Святейшего только об одном – проявить милость к больному старику. В принципе, даже по холодному расчету, Урбан мог отложить разбирательство в трибунале (если уж ему так хотелось лично руководить процессом) или распорядиться допросить ученого во Флоренции. Но при всех неоспоримых достоинствах верховного понтифика – а он, бесспорно, был одним из самых выдающихся людей, занимавших
В ответ на просьбу Никколини папа холодно заметил, что уже прочитал письмо Галилея Франческо Барберини, но избежать приезда ученого в Рим невозможно. Посол возразил, что возраст и состояние здоровья синьора Галилея таковы, что папа может не дождаться начала суда ни в Риме, ни во Флоренции. Галилей просто может не пережить трудностей пути в условиях эпидемии чумы и карантина на границе. На это Святейший ответил, что Галилей может добираться медленно, в носилках и со всеми возможными удобствами, но его личное присутствие необходимо. «Возможно, – добавил он, – Бог простит ему его ошибку, из-за которой он оказался втянутым в эту интригу после того, как его святейшество, еще будучи кардиналом, отвращал его от заблуждения» 1107 .
1107
Ibid. P. 428.
Никколини тогда напомнил, что книга была разрешена к печати и все предписания, переданные из Рима флорентийскому инквизитору, были выполнены. Но Урбан перебил его, сказав, что Чамполи и управляющий Апостольским дворцом вели себя неподобающим образом и что слуги, не исполняющие волю господина, – худшие из слуг. Чамполи на неоднократные вопросы папы о том, как идут дела у Галилея, «неизменно отвечал, что все в полном порядке, и он даже не сообщил, что книга уже печатается, и ничего не сказал, даже когда запахло (недобрым)» 1108 . (Любопытная деталь – папа если не в этой, то в предыдущих беседах с Никколини обвинял в неподобающем поведениии и Чамполи, и Риккарди, однако последний не лишился немедленно своего поста по причинам, о которых я упоминал выше, хотя Урбан основательно «почистил» свое окружение после памятной консистории 8 марта 1632 года 1109 . Не свидетельствует ли этот факт о том, что Святейший понимал: некоторая доля вины за получение Галилеем цензурного разрешения на публикацию «Dialogo» лежит и на Святом престоле? Но говорить об этом вслух Урбан, естественно, не мог, ибо власть не может быть виновной. Никогда!) Заканчивая аудиенцию, папа вновь напомнил, что речь идет об очень плохой и вредной доктрине. На том и расстались.
1108
Ibid. P. 428 – 429. Напомню, что через десять дней после описываемой аудиенции, 23 ноября 1632 года, Чамполи был выслан из Рима.
1109
И в первую очередь «чистка» коснулась ватиканской «спецслужбы». Так, например, асессор инквизиции Алессандро Виттриче был в июле 1632 года заменен Алессандро Боккабеллой, а комиссара инквизиции Ипполито Мария Ланчи сменил в декабре того же года Винченцо Макулано.
Следует также упомянуть и об усилиях Бенедетто Кастелли защитить Галилея. Осенью 1632 года фра Бенедетто встретился с отцом Риккарди и с другими прелатами, объясняя им, сколь печальными для репутации святой инквизиции могут оказаться последствия осуждения тосканского ученого и запрещения его труда. Как не без иронии заметил Кастелли, «хотя их [членов трибунала] задача – запрещать страницы, написанные рукой человека, однако они не могут своей властью предписать Земле находиться в движении или оставаться неподвижной, как не могут они запретить Господу Богу и Природе в определенное время являть нам тысячью способов свои неизъяснимые тайны» 1110 . Кастелли убеждал также комиссара инквизиции Винченцо Макулано, что Святые Отцы (к примеру, Блаженный Августин) обращались к вопросу о том, движется Земля или покоится, но не дали никакого решения, поскольку вопрос этот не имел отношения к теме спасения души. Кастелли напомнил, что «De revolutionibus» Коперника был одобрен кардиналом Шенбергом, другими прелатами и папой Павлом III, которому эта книга была посвящена 1111 . Вопрос о строении мира, уверял фра Бенедетто, очень сложен, но его не следует связывать с текстом Писания. Комиссар внимательно выслушал доводы Кастелли в пользу гелиоцентризма и… согласился с собеседником, сказав, что «он [Макулано] придерживается того же мнения и что этот вопрос не следует связывать с авторитетом Священного Писания», добавив, что «намеревается изложить все это в письменном виде» и непременно покажет Кастелли написанное 1112 .
1110
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 401 – 402.
1111
Правда, на это Макулано мог бы заметить, что в предисловии (Ad lectorem) к «De revolutionibus» было сказано, что гелиоцентрическая теория – это не более чем удобный математический прием для описания движения планет, а не концепция, претендующая на физическую истинность (напомню, что в то время авторство Ad lectorem приписывали Копернику; см. подробнее: Дмитриев И.С. Искушение святого Коперника…). Однако Макулано не стал обострять диалог.
1112
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 402.