Ups & Downs

Северная Изольда

— Я пойду, пожалуй. Спасибо за мокко.

— Нет. Стой! — Она схватила меня за руку, дергая обратно. Мольба и страх в ее голосе и глазах сделали свое дело. Ох, я чувствовала себя повелителем этого мира, не имея при себе и гроша. Приятное ощущение. — Погоди… ладно, я погорячилась. Извини, ладно? — Она выругалась, подзывая официанта и заказывая мокко. — Теперь довольна?

— Да. — Она знала, чем меня подкупить.

Лия сделала такой судорожный выдох, который я вообще никогда от нее не слышала. Полный муки и усталости. Вздох обреченного человека, зашедшего в тупик. И этот звук

заставил меня принять абсолютную серьезность.

— Знаешь, что она мне сказала, когда вернулась… с пустыми руками?

Я могла лишь покачать головой.

— Она сказала, что жалеет, что родилась женщиной.

— Вот. Вот видишь! — Я ухватилась за эти слова. — Я же сказала, что он ужасен. Будь я мужчиной, то набила бы ему морду… просто так. Без оснований.

Лия подняла на меня свои глаза загнанной гончей.

— Она сказала это, потому что… женщины отдают таким все, понимаешь? Свою свободу, свою жизнь и свою девственность… если такая имеется. И она рыдала, словно в нее вселился мировой океан. Честно, столько слез я не видела вообще никогда.

— Подонок заставил ее плакать? — Напряглась я, желая быть мужчиной, а лучше еще и боксером, все больше.

— Он просто отказался разговаривать с ней. Словно ждал не ее, понимаешь?

— Нет. Ты же сама сказала, что он был готов дать интервью. Сам позвонил…

— Он ожидал увидеть другую Саманту, ясно? — Ее глаза засверкали злостью.

— А… другую Саманту? Нет. — Ложь. Все я прекрасно поняла. Но мне не хотелось об этом думать. Даже задумываться над этим. И мое «нет» было мольбой, которую можно расшифровать «да, но не продолжай, прошу тебя».

— Шерри. — Это чудо. И отреагировала я на это, как на чудо. Она назвала меня по имени, отчего мои глаза распахнулись очень широко. Мои губы приоткрылись, когда я смотрела на то, как Лия обхватывает свою голову. — Это ужасно. Меня уволят, понимаешь? Мои слова уже пустой звук для редакции. Я дважды бралась за эту статью, за этого человека… а результат? Да я готова сама умолять его дать мне эти ответы. Правда… — Она была само несчастье, сама скорбь. И знаете, если деньгами меня не подкупить, то вот такой вот иллюстрацией женских страданий — запросто. Я уже таяла. Таяла моя стена отрешенности и непоколебимости. Я сдавала свою цитадель. — Я потеряю работу. С треском вылечу оттуда. — Ее голос уже дрожал, когда она смотрела в крышку стола. — Да мне уже делают такие намеки. Все смотрят на меня как на… идиотку. — О, да на меня так постоянно смотрели. Но да, для Лии это было смерти подобно. Ее персона должна была оставаться кристально чистой и неприкосновенной.

— Лия, если тебя не ценят на работе, как хорошего сотрудника, не лучше ли будет… — Я была остановлена ее взглядом, который просто обязан был превратиться в лазерный луч. Ну, вы поняли, как у этого Скота из «Людей Икс».

— Знаешь, я устала повторять, что у тебя не все в порядке с головой. Эта работа — все чего я желаю, ясно? Это та вершина, которую я достигла. Моя вершина. И черта с два меня оттуда кто-то столкнет. — Увидев изменения моего настроения по глазам, она тут же сменила тактику. — Это все что у меня есть. Если меня уволят… я умру. Точно умру. — Она судорожно вздохнула. —

А виновата всего какая-то несчастная статья. Всего-то пятьсот слов на первых страницах. Ирония, правда? Это так забавно… — Она шмыгнула носом.

Принесли мое мокко, а я продолжала с сочувствием смотреть на свою бывшую сокурсницу. Кажется, на моих глазах она решила разыграть спектакль «крушение поезда под названием „Жизнь Лии Стейсон“». И знаете, что по-настоящему забавно? Я на все это купилась, как школьница.

— Ну… ты можешь поговорить с ним еще раз. Может он был не в настроение в тот раз? Даст он тебе это чертово интервью. Точно тебе говорю. Просто еще раз узнай…

Ее глаза, поднявшиеся на меня, сверкали от слез. Она сдерживала свою злость. Я все это видела и все равно не могла ее оставить. Вот такую вот разбитую и брошенную. К тому же она не лгала, когда говорила, что ее могут уволить. Если ты не компетентен, ты не задерживаешься в Форчун надолго.

— Он мне даст это чертово интервью, тут ты права. Но есть одно условие — ты.

— Я — не условие.

— О, нет. В нашем жестоком мире ты — условие. От которого зависит моя работа, карьера, жизнь.

Ну что тут скажешь?

— Пока, Лия. — Я встала со стула, даже не притронувшись к мокко. — Извини, но я лучше сброшусь с моста, чем еще раз подойду к этому человеку. Ясно? Я бы согласилась на это, с трудом, но все же согласилась, если бы ты попросила меня отомстить за Саманту и брызнуть поддонку перцового газа в лицо. Вот тогда-то и только тогда я бы приблизилась к нему. И никогда больше, ясно? Не заставляй меня.

Она не схватила меня за руку. Она не сказала и слова, чтобы меня удержать.

Лия просто подняла свои глаза.

И я поняла, что в этот момент сдала последний форпост.

Глава 5

Женщины нелогичные существа?! Какой… мужчина это сказал?! Наверное, он был самой логикой. Самым логичным из этих… мужчин.

На фоне мистера Блэквуда, я была физикой, я была аксиомой, я была просто законом Ньютона… выберите сами, каким из трех.

И вот я сижу в этом огромном роскошном зале, среди моря столиков и людей за этими столиками, и размышляю над тем, что этот мужчина, кроме прочего, еще и больной на всю голову… Ну да, рыбак рыбака, и все же…

Саманта была красоткой. Понимаете? Есть люди, на которых ты взглянешь и уже знаешь, что не сможешь им отказать. То же и с Самантой. Она была даже не просто красивой. Она была милой. А милым не отказывают.

И я была уверена в этом. А тут на тебе — Блэквуд, исключение из правил.

Я пришла сюда раньше назначенного времени. Намного раньше. Хотела разведать местность, ну еще и привыкнуть к обстановке. Здесь было людно — и это плюс. Я чувствовала себя в относительной безопасности среди людей, подобных мне… А хотя что это я? Они не были мне подобны абсолютно. Они косились на меня своими глазами, отмечая, что я не из их лиги. Что я вообще простой болельщик. Чужак. Изгой.

Не то чтобы у меня это на груди написано…

Я дернула молнию толстовки вверх, закрывая красную надпись «I love me» черным толстым слоем хлопка.