Упущенный шанс
Шрифт:
Убедив Планетарный совет в правильности своей платформы и получив практически неограниченные полномочия, Виктор улетел на Скуллу. Используя новейшие средства, он должен был еще раз попытаться наладить контакт со скуллонами и одновременно с этим подготовить все условия для превращения базы в крупный город, а также разработать техническую документацию на выполнение работ по изменению атмосферы.
Ввиду сложности задач пребывание экспедиции на планете планировалось на длительный срок.Учитывая время полета до Скуллы, я должен был увидеться с ним не раньше, чем через десять лет, и вдруг оказалось,
Вот почему я скорее с испугом, чем с радостью, помчался в карантинный отсек, где они должны были провести известное время.
Задыхаясь после бега, я остановился перед стеклянной перегородкой карантинного отсека и, не увидев в помещении ни одной живой души, нажал кнопку телефонной связи. На мой вызов вышел какой-то мужчина в белом халате, лицо которого я узнал не без труда.
– Здравствуй,-сказал я.
– Ты ведь со Скуллы, верно ведь? Я помню твое лицо, но с тех пор прошло столько лет...
– Здравствуй, - ответил он.
– Я узнал тебя. Ты почти не изменился...
– Ты тоже, - солгал я, после того как мы назвали друг другу имена. Почему вы вернулись?
– Виктора привезли.
– В каком смысле? Его сюда вызвали?
– Как, ты разве не слышал? Виктор убил скуллона.
Если бы этот скуллон схватил меня за горло, и то я бы так не опешил. С трудом мне удалось выдохнуть: - Быть того не может!
Он виновато улыбнулся, -Люди испокон веков делали то, чего не могли!
– Позови его, пожалуйста.
– Вряд ли он придет. Он некоммуникабелен. Врачи приняли решение отправить его на принудительное лечение, так как он отказался повиноваться им.
– Скажи, что это я к нему пришел.
– Ладно, скажу, - пообещал он, направляясь к двери.
Ждать пришлось долго, и все же Виктор пришел.
Неужели действительно пришлось уговаривать его?
– Вик!
– позвал его я.
Он замер в дверном проеме, белый как привидение.
Вид его напомнил мне сказку о старом-престаром призраке, умолявшем детей не беспокоить его шумными играми. Даже зрачки его показались мне белыми.
– Вик!
– снова позвал я его, стараясь не столько вывести друга из состояния болезненного безразличия, сколько желая убедиться, что передо мной действительно стоит хорошо знакомый мне Виктор-победитель.
Никогда не дававший воли эмоциям, Виктор вдруг качнулся вперед и весь подался к стеклу, в горле у него заклокотали рыдания. Расплющенное стеклянной перегородкой, искаженное отчаянным порывом броситься в мои объятия, лицо его представляло жуткое зрелище.
На глазах у меня навернулись слезы, но я заставил себя пошутить:
– Спокойно, парень! Раскисать нет причин!
Насилуя себя, я продолжал смотреть на страшную маску, в которую превратилось прижатое к стеклу лицо Виктора.
Гордый предводитель третьей экспедиции на Скуллу захлебнулся в плаче, как ребенок. Скрепя сердце, я продолжал разыгрывать из себя бодрячка:
– Ну, ну... Плакать от радости - глупо, но еще глупее плакать от горя! Перестань распускать нюни и давай поговорим с тобой как
Стараясь успокоить его, я добавил:
– Эка невидаль! Скуллона убил! Давно пора было. Теперь хоть бояться их перестанут. Я бы на твоем месте сделал то же самое. И гораздо раньше!
– Нет, ты бы не сделал... И я бы не сделал, если б ты был рядом... Ты бы никогда мне не позволил...
Это были первые слова, слетевшие с его уст.
И я воспользовался этой зацепкой.
– Это еще неизвестно. Валяй, рассказывай, как всё произошло, только спокойно, и тогда я сам скажу, позволил бы я тебе или нет.
Он отодвинулся от стеклянной перегородки, черты лица разгладились, но это было лицо не того Виктора, которого я знал когда-то, а лицо человека, согбенного под бременем по меньшей мере двадцатилетних страданий. Ладонями он продолжал упираться в перегородку: помешав нам обняться, она помогала ему удержаться на ногах.
– Если бы я мог рассказать кому-то, как это произошло, я наверняка почувствовал бы облегчение. Но я не доверяю всем этим психиатрам, которые лезут мне в душу со своими выводами. Уж я-то себя знаю. Да еще эти кретины из экспедиции, помешавшие мне покончить с собой. А ведь это был лучший выход.
Я деланно рассмеялся, стараясь обратить его слова в шутку.
– Как только ты выйдешь отсюда и убедишь меня, что это необходимо, я постараюсь тебе помочь. Во всяком случае обещаю не мешать.
Шутка получилась довольно мрачной, но он воспринял мои слова всерьез.
– Ну, теперь-то уже поздно, теперь это ничего не даст. Нужно было сделать это там, у них на глазах.
– Не беда, - ответил я.
– Можно будет отправиться туда. Мне почему-то кажется, что скуллоны тебя запомнили.
– Скуллонов больше нет. Они исчезли.
Хотя новость эта заставила меня моментально осознать все философские, научные, моральные и прочие последствия случившегося, я не подал виду и постарался найти слова утешения, чтобы не растравлять его еще больше.
– Вот и прекрасно! Теперь мы можем спокойно присвоить себе всю Скуллу!
Пораженный моим легкомыслием, он окинул меня пристальным взглядом.
– Да ты в своем уме?..
– В своем, в своем, - заверил я его.
– Ты лучше расскажи, как это произошло.
Лицо его снова болезненно исказилось, но он быстро оправился и заговорил: - Мы изучали их три года. Почти непрерывно. Мы вновь повторили все эксперименты, проведенные прежними экспедициями, перепробовали все системы и методики. А их в наставлениях по установлению контактов с неизвестными видами живой материи ровно тысячу семьсот. Безрезультатно! Все равно, что беседовать с камнем! А скуллоны то прилетали, то улетали, появлялись то в одном, то в другом виде, ни на минуту не спуская с нас глаз, они наблюдали за всеми нашими действиями. В конце концов я отправил всех, кто ими занимался, на работы по расширению базы, а сам остался среди скуллонов. До этого я разработал собственную систему, целыми ночами корпел над методиками новых экспериментов, пробовал то одно, то другое... Даже слетал вслед за ними в космос на нашем скоростном космолете, только безуспешно: оранжевые облачка эти словно превращаются в вакуум.