Упырёк

Лю Эдвина

Некроманты знали толк в садовых и огородных делах! Всё у них росло куда быстрее и мощнее, чем у простаков! Ведь издавна они умели работать с землёй.

Впрочем, мать и отец Кая сами не касались ни лопат, ни почвы. Лишь приказывали мужикам — вскопать, взрыхлить, бросить семена, полить.

…Голова Штавана лежала на дощатом помосте в белом шатре на пригорке. Вокруг вились души усопших. Некоторые отправлялись к отрытым телам, некоторые оставались бесплотными.

Притянутый насильно, желающий свободы, Уиллерт подлетел к самым глазам-уголькам Великого Мёртвого и прошелестел:

— Господин. Я бы встал пред

тобой на колени. Но у меня больше нет колен.

— Смешно, — проскрипел призрачный голос, идущий отовсюду и в то же время ниоткуда. — Ты ведь книжник из Рандеворса, не так ли, Кай Уиллерт?

— Да, господин, — еле слышно вздохнул Кай.

— Видел ты когда-нибудь подобное? Дух, запертый не по своей воле в частице тела прежнего носителя?

Уиллер задумался, вспоминая бесчисленные ряды серых и коричневых томов на полках библиотеки. Штаван воспринял его молчание враждебно.

— Я хочу на свободу! Я не могу покинуть свою бывшую оболочку, но хочу на свободу! Хочу занять новое тело, полное жизни! Так отвечай мне — знаешь ли ты о подобных случаях?

— Нет, господин, я не видел подобного, но читал в библиотеке Рандеворса о духе шамана их хихинских степей. Шамана этого убили завистники на охоте. У него не нашлось преемника, и он не мог покинуть средний мир, не передав своих знаний. Сорок дней дух находился в голове, которую отрубили и высушили над костром. Всё время, пока голову сушили и пока она висела в хижине шамана, сам шаман мог разговаривать с кандидатами в преемники. На тридцатый день он выбрал человека и учил его своим премудростям, а на сороковой его воля иссякла. Настала пора покинуть средний мир, в котором он больше не мог оставаться. Убивший его охотник получил часть силы шамана, заключённую в стрелу, а остальное досталось ученику, который провёл обряд и отправил учителя в путь по безымянной реке.

— То есть дух шамана не смог перейти в тело носителя? — разочарованно проскрипел Штаван.

— Нет. Как мне думается, он не смог этого сделать. Дух был заперт в теле. Со смертью остатка оболочки о просто утратил волю и ведущую эмоцию. Хотя у шаманов это имеет другие названия — по их верованиям, он утратил Первое Истинное Слово и…

— Скоро тридцать дней, как меня убили, — проскрипел Штаван. — Времени мало. Скажи, книжник из Рандеворса, что можно сделать?

— Для начала, господин, обещай мне, что я буду свободен, когда ты получишь мой совет, — взмолился Уиллерт. У него, даже бесплотного, не хватило выдержки скрыть от Штавана своё главное желание — освободиться. Та самая безымянная река шамана, те самые чертоги Спящего манили его как никогда. Пора пришла покончить с этим мучением — неприкаянным существованием, затянувшимся на много лет.

— Ты будешь свободен, когда выполнишь все мои поручения, — ответил Великий Мёртвый. — Мне нужен советник. Но когда я восстану, то отпущу тебя, клянусь Смертью.

Эти слова Уиллерт принял без благодарности. Они означали, что служба его затянется на неизвестное время.

Но какой выбор у него имелся? Он мысленно вернулся к полкам библиотеки Рандеворса.

Строгие ряды тёмных переплётов с плохо отпечатанными, полустёртыми названиями…

— У тебя ведь достаточно живых магов? Нужны живые люди. Их руки, их сердца, их эмоции, — сказал Кай Уиллерт, подумав как следует.

— Найдутся.

***

Ближе

к вечеру Дард стал узнавать места. До этого ему казалось, что он заблудился. Правду сказать, он добирался от тюремного кладбища до города совсем другой дорогой, не делая столь большой крюк ради удобства. Зато сейчас путешествовать в повозке, запряжённой двумя степенными меринами, ему показалось очень приятно. День выдался тёплый, еда, приготовленная Тоби и захваченная им с собой — обильная и вкусная. Селяне ехали на лошадях, тревожно переглядываясь и беспокойно переговариваясь между собой. Иногда они пытались жаловаться Упырьку на тяжёлую жизнь, на «умертвию» и неурожаи, но Дард их вовремя осаживал. Его интересовали только подробности исчезновения людей.

В селе, как он выяснил, уже с неделю было беспокойно, но их некромант справлялся с проблемами вполне успешно. По словам селян выходило, что он уложил по крайней мере с пяток жив-курилок и упокоил двух особо назойливых глодей. И вроде даже просителя уговорил угомониться. Плодотворная у мага выдалась неделька — Дард бы посочувствовал, если б сам не поработал раз в десять больше, и не так давно! Но вот третьего дня явилась какая-то невиданная доселе нежить Она украла сначала тёлку, потом — девушку, дочку рябой Нигуши, а после, когда некромант возмутился разбоем, убила и его. Да ещё «умертвия» отрезала и подбросила старосте голову мага ложи Смерти.

— Точно нежить? — покачал головой Упырёк.

Надеясь, что ответ будет расплывчатый. И что, к примеру, там в селе разбойник какой-нибудь завёлся, убийца, может быть даже, маньяк — но самый что ни на есть живой.

Но селяне принадлежность «умертвии» к миру живущих энергично отрицали. Из их речей Дард понял, что существо видели чьи-то дальние родственники или знакомые родственников, которые нынче из села уехали, перепуганные до крайности.

— А что именно они видели? — спрашивал Упырёк раз за разом.

Тут показания селян становились расплывчатыми, фразы отрывистыми и уклончивыми, а лица — туповатыми и испуганными.

Единственное, что смог выяснить Дард — так это внешний вид умертвия. Оно было тощее и без головы. Точнее, носило свою голову в заплечном мешке, откуда та якобы подмигивала белёсым глазом. Про глаз Упырёк не поверил.

Но всё равно страх мужиков передался ему и прочно обосновался примерно там, где располагалась печень — не зря же там теперь так тоскливо щемило.

— Тоби! — устав от этого щемления, окликнул ученика Дард. — Где вино?

Ученик долго рылся в припасах, пока не выковырял из сундучка крутобокую бутыль. Сарвен взвесил её в руке — тяжёлая, утробно булькающая, она приятно успокаивала нервы.

Отхлебнув, он прикрикнул на клятого карлика:

— Ну? Что так долго? Пешком быстрее бы дошли!

Но тут показалась за поворотом, огибающим пригорок, мрачная башня Тартута, а затем и старое тюремное кладбище, и Дард притих.

Где-то здесь обитала юркая, гибкая щелезубка Стрелка, здесь погиб его пёс Портер, здесь, на краю погоста, Упырёк нашёл умирающего, замерзающего, почти голого беглеца из тюрьмы. С этого места всё и началось — одно потянулось за другим. Найдёныш втянул Дарда в другую жизнь, где стреляли, швырялись молниями, убивали людей десятками. Там жила прекрасная женщина, отдавшая жизнь за другого, и соперник, жизнь которого забрал Дард.