Ураган мысли (Повести.)
Шрифт:
Я не стал оправдываться, я просто кивнул, принимая упрек, и заговорил о другом.
– Почему Дадамян начал действовать именно сейчас?
– задал я риторический вопрос.
– Что его спровоцировало? Мы ему дорогу не переходили, все договоренности соблюдали, поводов для войны у него не было. Может, у нас какая-то слабость появилась? Кого-то из крыши поперли на пенсию?
– Типун тебе на язык!
– воскликнул Василий Дмитриевич.
– Нет, слава богу, никого не поперли. Эта вот внезапность меня больше всего и беспокоит. Наверняка все объясняется просто, но до тех пор, пока я не выяснил, как именно все объясняется, мне не по себе. Может, кто-то из наших орлов слишком борзый наехал на дадамяновских. Может, в верхах начались перетряски, может, у нас завтра
– Есть вариант еще лучше, - заметил я.
– Дадамян ошибся. Неправильно оценил информацию или вообще получил дезу.
– Если дезу - это плохо, - сказал Василий Дмитриевич.
– Если ему подсунули дезу, значит, кто-то третий начал разводить нас на бабки. По любому, тебе надо во всем разобраться, это твоя первостепенная задача.
– Разберусь, - сказал я.
– Прямо сейчас и начну.
– Начинай. Как что узнаешь новое, сразу докладывай.
13.
Алексей Коновальченко был исполнительным директором ООО "Триплекс". Эта фирмочка имела микроскопический уставной капитал и столь же микроскопический офис, а работало в ней семь человек, включая секретаршу и уборщицу.
Вопреки названию, "Триплекс" занимался вовсе не производством или продажей автомобильного стекла, а оптовыми поставками пиратских сидюков, изготовленных в Тамбове.
Большинство клиентов "Триплекса" искренне полагали, что продукция произведена в Китае. В этом мнении их укрепляли не только жуткие грамматические ошибки в надписях на упаковке, но и десятки других мелочей, тщательно продуманных службой безопасности "Сапфира". Фактически "Триплекс" был дочерним предприятием "Сапфира", хотя ни один суд этот факт ни за что не признает. В лучших традициях российского бизнеса "Триплекс" был зарегистрирован по паспорту покойника, а все взаимодействие с родительской компанией оформлялось так, что слово "Сапфир" не встречалось ни в одном из документов "Триплекса", а слово "Триплекс" не встречалось ни в одном из документов "Сапфира".
Леша Коновальченко был неплохим парнем, но, как и большинство российских бизнесменов, любил выпить. Ничего удивительного в этом нет - тяжелая работа, колоссальные нервные перегрузки, постоянные переговоры с партнерами, каждый успех в которых надо обязательно отметить. Как и многие российские бизнесмены, Леша часто выпивал больше, чем мог, но меньше, чем хотел.
Я завербовал его в прошлом году. Вербовка прошла по отработанной схеме, описанной во множестве детективных романов. День рождения одного уважаемого человека, много виски, коньяка и девочек, из ресторана веселье переместилось в нумера, Леша как-то незаметно отстал от компании, а потом вдруг обнаружил, что здоровенный амбал в милицейской форме рекомендует ему слезть с девицы и одеться. Леша оделся и почти успокоился, как вдруг выяснилось, что девочке, с которой он слез, по паспорту не восемнадцать лет и даже не шестнадцать, а всего лишь четырнадцать с половиной. Леша очень удивился и стал громко ругаться, сетуя на непомерную акселерацию нынешней молодежи вкупе с непомерным бесстыдством. Мент посочувствовал, но взятку брать не стал. Иногда менты впадают во временное умопомрачение и отказываются брать взятки. Бывает, у них горит план по отлову преступников, бывает, они начинают искать оборотней среди себя, короче, бывают периоды, когда менты взяток не берут. Долго эти периоды не длятся, но тем, кто попал в поле зрения милиции в такое нехорошее время, от этого не легче.
Леша стал предлагать все большие и большие суммы, но мент был непробиваем. Лешу посадили в "луноход", привезли в отделение и заставили подписать чистосердечное признание. Его даже не били, он все подписал сам.
А потом на сцене появился я. По-хорошему, мне надо было представиться сотрудником ОБЭП и вербовать Лешу под чужим флагом, но это было невозможно - слишком много у нас общих знакомых, рано или
Пришлось играть в открытую. Я объяснил Леше, что вся операция организована мной и что у Леши теперь есть два выхода - отдаться на милость закона или отдаться на милость меня. В первом случае ему предстояло провести несколько лет в роли пассивного гомосексуалиста, потому что с такой статьей, какая ему светила, сохранить традиционную ориентацию очень трудно, для этого нужно быть очень крепким как физически, так и душевно. Во втором случае Леше следовало собственноручно написать другую бумагу, нет, не подписку о сотрудничестве, а всего лишь расписку в получении денег. Леша спросил, за что я собираюсь заплатить ему деньги, а я ответил, что собираюсь заплатить за информацию, которой он поделится прямо сейчас. Леша немного посидел, повесив голову, а потом начал говорить.
Ничего ценного он не сообщил, но я его внимательно слушал и всем видом показывал, насколько эта информация полезна "Кохинору" и насколько вредно "Сапфиру" то, что ее знают не только те, для кого она предназначена. Леша говорил очень долго, в моем диктофоне уже заканчивалась кассета, а он все не унимался. В конце концов он унялся и мы мирно разошлись.
Леша так и не узнал, что девочке, с которой его сняли, было девятнадцать лет. Просто внешность у нее очень своеобразная - маленькая, пухленькая и с детским личиком, сразу и не поймешь, то ли лолитка-акселератка, то ли взрослая баба. Такие девочки в нашей среде нарасхват, идеальный инструмент для вербовки.
Если бы Леша заглянул в ее паспорт, он бы сразу все понял, но человек в милицейской форме не дал ему заглянуть в паспорт, он просто зачитал данные вслух, а Леша постеснялся проверить. Леша до сих пор думает, что легко отделался.
Мы с ним встречаемся раз в месяц. Он мне передает кое-какие документы, кое-что рассказывает на словах и каждый раз, когда я докладываю шефу об обстановке на фронтах, все многословные речи Леши Коновальченко превращаются в одну мою фразу - в "Сапфире" все спокойно.
Я вербовал Лешу в расчете на тот маловероятный случай, если между "Кохинором" и "Сапфиром" вдруг разразится торговая война. Сейчас этот момент настал.
Мы встретились с ним в маленьком кафе в центре города. Я хотел устроить встречу утром, но Леша сказал, что на утро у него запланировано очень важное совещание и встретиться со мной он сможет только в обеденный перерыв.
Обычно Леша так себя не вел, стоило мне заговорить о встрече и он тут же поджав хвост бежал в указанное место. В первое время после вербовки он меня боялся, а потом привык и даже привязался. Между агентом и куратором подобные отношения складываются гораздо чаще, чем принято считать. Особенно хорошо повлиял на наши отношения случай, когда я слил ему информацию, позволившую решить одну маленькую проблему "Триплекса". Леша так и не узнал, что та проблема была организована при моем участии.
– Привет!
– сказал Леша, усаживаясь за столик.
– Зачем звал?
– Привет, - отозвался я.
– Что у вас за суета сегодня? Помощь нужна?
Леша странно посмотрел на меня и я понял, что Василий Дмитриевич был прав, между "Сапфиром" и "Кохинором" действительно началась война.
– Рассказывай, - сказал я.
– Что рассказывать?
– Леша состроил удивленную физиономию.
– Для начала расскажи про Очаково, - подсказал я.
– Вчера менты опечатали склад с пиратскими дисками, принадлежащий одной из наших фирмочек. Наружка говорит, что продукцию еще не вывозили. Я так полагаю, утром у вас планировали операцию по вывозу?
– Нет, - Леша помотал головой, - вывоз дисков обеспечивает крыша, мы планировали, куда их потом девать.
– И куда?
Леша вытащил из внутреннего кармана пиджака трехдюймовую дискету и положил ее передо мной. Я посмотрел на Лешу с неудовольствием.
– Болванку пожалел?
– спросил я.
– Не прочитается - обижусь.
– Прочитается, - заверил меня Леша.
– Только сегодня отформатировал.
– В который раз?
– В первый. На прошлой неделе запечатанную коробку в столе нашел.