Ураган по имени «Чингисхан»
Шрифт:
— У них, оказывается, старшие офицеры водителями служат, а рядовые в кузове катаются, — радуясь тому, что в плече подполковника зияла одна пулевая рана, а на груди, в дополнение ко всему, еще три, произнес амир. Это значило, что он, стреляя из револьвера, все же попал в плечо водителю, хотя не убил его. А потом Махди короткой очередью подполковника добил. Помимо этих ранений была еще рваная рана в шее сзади, но осколочная. И последнее ранение было, должно быть, получено в овраге под мостом. У подполковника была перевязана голова. В эту перевязку Чингис и выстрелил еще раз. Подполковник вывалился из кабины только наполовину, зацепившись ногами за что-то там внутри. Тело его еще не успело остыть, и потому кровь брызнула в разные стороны, обрызгав Чингису колени. Он выругался,
— Звонил «краснопогонник» жене, наверное. Попрощаться хотел. Я сам ей позвоню, сообщу, что она свободна и я могу ее принять…
Но долго задерживаться у машины тоже смысла не было. Следовало посмотреть, что ждало их по ту сторону холма.
— Там всего один человек, — сказал Чингис, — но я не хочу, чтобы кто-то из вас пулю схлопотал. Даже одна пуля может оказаться смертельной. Ползком… Вперед!
До вершины оставалось около десяти шагов. Вообще ползать никто не любит, ни федеральные солдаты и офицеры, ни те, кто им противостоит. Но сейчас бойцы отряда почти с удовольствием залегли. И только один Джумали позволил себе сказать несколько слов:
— Так хоть ветер не сильно в лицо бьет…
Амир тоже залег и пополз. Впрочем, он не слишком спешил, обычно приходил на место действия уже после своих бойцов. Он, как правило, не любил сам атаковать, предпочитая стрелять в лоб уже убитым или раненым…
Лучше всех ползал, как Чингис и предполагал, Джумали. Он всегда и все делал лучше других. Это и понятно. Подготовка у Джумали была неплохая — все-таки бывший капитан ОМОНа.
Джумали первым выполз на вершину, причем не сбоку, не сокращая путь, а на самом верху, и уже там выглянул из-за камня. Следом за Джумали до вершины добрались близнецы Даниил и Джамал и расположились по обе стороны от него.
Чингис остановился за три метра от вершины и сел, небрежно прислонившись боком к камню. С той стороны, с низины, его видно, конечно, не было, так что опасаться нечего.
— Что там? — спросил он.
— Двое, — сообщил Даниил.
— Махди и Базарган, — уточнил Джумали. — Убиты, похоже. Не шевелятся.
— А «краповый»?
— Похоже, взял ноги в руки, и… Где его теперь искать? — Джумали поднялся в полный рост, волосы его разметало ветром, а одежду, казалось, вот-вот снимет. По крайней мере, расстегнутый бушлат вытянулся почти параллельно ровной земле и под углом к склону.
— Надо искать, — сказал Джамал, ожидая, что амир именно такую команду даст, и потому, посмотрев на Чингиса, тоже поднялся.
Но Чингис принял сторону Джумали:
— Он еле-еле ходит. Убежище устроить не сможет. Его ураганом добьет. Я пожалел, послал Махди, чтобы добил, не дал мучиться, а он захотел мучиться. Среди скал мы его много часов искать будем. Если рану тампоном закрыл, кровавых следов не будет. Своих забираем…
Последняя фраза была командой. Бойцы стали спускаться на другую сторону холма, а сам Чингис пошел в противоположную сторону, чтобы допросить пленного солдата. Но уже на середине склона услышал принесенные ветром две отдаленные очереди, последовавшие с коротким промежутком времени. И непонятно было, один человек стрелял или двое. Пришлось вернуться, но на саму вершину Чингис подниматься не стал, дожидался сообщения около грузовика. И там услышал еще две очереди, такие же классически короткие, как и первые. Но теперь уже сомнений не было, стреляли два человека. Это вызвало удивление. «Краповый» ведь ушел только один, значит, кто-то по ту сторону холма его дожидался, и скорее всего именно он и застрелил Махди.
Бойцы вскоре появились, они даже под обстрелом не бросили тела товарищей. Принесли пятерых: Махди с Базарганом, близнецов Даниила с Джамалом и пулеметчика Иманали. Да еще подволакивал простреленную ногу золотозубый, как цыган, Казбек. Казбек любил рот раскрытым держать, чтобы все имели возможность его зубами полюбоваться. Чингис предупреждал его, чтобы рот не разевал, когда в атаку идет, иначе каждый в светящийся на солнце золотом рот захочет выстрелить. В этот раз не в рот выстрелили, а в ногу, тем не менее,
Не успел отряд перейти вершину холма, как вслед за ним пришла вечерняя темнота. Тучи резко сменили цвет, обещая скорое пришествие дождя, крупные капли которого все чаще стало приносить ветром.
— Быстрее, — поторопил Чингис. — Откуда стреляли? Кто видел?
— Из скал, — ответил за всех Джумали.
— У нас большие потери, — посетовал амир. — Но «Чингисхан» нам поможет. Он завершит то, что мы начали. А потом мы продолжим его дело. Быстрее! Скоро ливень ударит…
С северной стороны, где скалы отсутствовали, можно было рассмотреть несколько пылевых столбов-смерчей. Они изломистыми линиями блуждали по холмам вдалеке, но к скалам не приближались. А следом за смерчами там же, севернее скал, прошла черная стена — мощный и все смывающий ливень. Хорошо, что он позаботился заранее и нашел убежище для своих машин, подумал Чингис, с дороги их могло бы просто смыть. И вообще похоже было, что эпицентр урагана проходит стороной, задевая их только краешком. Но и краешек может нести опасность, потому лучше поберечься.
Амир приказал своим бойцам копать могилы для убитых. Естественно, только для своих, убитых «краповых» так и оставили около сгоревшего грузовика. Нужны они будут «Чингисхану», он их сам заберет и унесет туда, куда полагается.
Могилы копали неглубокие, и не только потому, что сверху намеревались прикрыть их камнями, но и потому, что глубина земляного покрова составляла не больше штыка лопаты, а дальше шел сплошной монолитный камень. Искать, где камня нет, и копать глубже — дело неблагодарное, и время потеряешь, и неизвестно еще, сможешь ли найти такое место. Благо, камней вокруг было так много, что хватило бы еще пару десятков человек похоронить. Верхняя могила ничуть не хуже нижней, хотя и не отвечает мусульманским традициям. Но условия порой заставляют забывать традиции, и в данном случае ими можно было бы и пренебречь.
Чингис надеялся, что ему хоронить больше никого не придется. И без того потерял уже одиннадцать человек, это почти половина личного состава отряда. Но он не желал оставлять их на съедение урагану, вот и хоронили, как получалось. Камни старались подобрать ровные, чтобы лежали плотно. Хорошо бы эти камни раствором скрепить, тогда могилы будут не хуже ленинского мавзолея, но где здесь цемент найдешь, да и дождь с ураганом свежую кладку размоют.
Сам амир посматривал на пленного солдата, которому разрешили только стоять перед ним, поскольку копать могилу он не мог из-за ранения в руку. С допросом Чингис не спешил, только иногда поглядывал на пленника, наслаждаясь возможностью распоряжаться чужой жизнью и чувствуя от этого собственную силу и власть. Но, к его удивлению, пленник, недавно такой испуганный, теперь выглядел почти спокойным. Ему разрешили воспользоваться индивидуальным санитарным пакетом, и он неумело перемотал себе руку, хотя остановить кровь не смог, и повязка быстро пропиталась кровью и смотрелась совсем не красной, а черной. Обычно черная кровь бывает венная, а если вены не задеты, она красного цвета. Насколько Чингис знал, в кисти никакой вены нет, но с допросом не торопился и даже не спрашивал, почему кровь из руки идет такая черная. Амир подозревал, что у солдата в санитарном пакете был шприц-тюбик пармедола и он незаметно сделал себе укол, поэтому под воздействием болеутоляющего стал таким спокойным, что даже страха перед смертью не показывал.
В принципе, Чингису и необходимости проводить допрос не было, его мало интересовал этот солдат внутренних войск, простой водитель, как он сам признался. Что может этот водитель сказать такого, чтобы амир Чингис заинтересовался? Да ничего он сказать не сможет. Интерес к пленнику был только один — дождаться от человека страха, насладиться собственной властью, а потом расстрелять. Совершенно бесстрастно пустить пулю в лоб. Но, пока действует пармедол, солдат страха показывать не будет. Значит, нужно немножко подождать. Действие пармедола непродолжительное, если человека не уложить спать. А укладывать и убаюкивать пленника Чингис не собирался.