Ураган по имени «Чингисхан»

Самаров Сергей Васильевич

Амир подошел к группе своих бойцов, таскающих камни. Теперь, когда две машины перестали существовать, все быстро переключились на первую кучу и стали закрывать проход в расщелину, где уже укрылись три машины.

— Базарган! — позвал Чингис двоюродного брата Махди, угрюмого и взрывного по характеру парня, легко впадающего в гнев и ярость. — Махди пошел догонять раненого. Был только один выстрел. Жалко Махди. Сходи, Базарган, сам посмотри.

Базарган бросил камень, подошел, глянул в сторону грузовика и хотел было сразу кинуться в ту сторону.

— Автомат… — напомнил Чингис. — И осторожно. Раненый отстреливается.

Базарган побежал сначала к своей машине за оружием, а вскоре уже был почти на вершине холма. Уж Базарган-то

за родственника рассчитается, решил Чингис, и снова стал рассматривать небо. Ураган подходил уже вплотную, и даже было впечатление, что сложить две горки и прикрыть обе расщелины они не успели бы. Тогда все пять машин остались бы без защиты. Значит, не бывает худа без добра. Чингис следил за Базарганом, боровшимся с порывами ветра, и при этом чувствовал, что «Чингисхан» не может быть врагом. Он сам не знал, откуда пришла эта уверенность, но она была твердой и заставляла амира улыбаться навстречу ветру. Улыбаться, как доброму и сильному союзнику, как помощнику, близкому по духу. Ему даже хотелось раскинуть руки, встать лицом к потоку воздуха и вбирать, вбирать в себя его силу. Но он не делал этого только по той причине, что бойцы отряда могли не понять его. Бойцы уверены в том, что их амир — человек в здравом рассудке, что он всегда рассчитывает на свое собственное умение в организации любой акции, в проведении любой операции, а не на помощь природных сил.

Базарган достиг вершины холма и остановился, рассматривая что-то впереди. Потом поднял к плечу автомат и двинулся дальше с поднятым оружием, готовый к стрельбе. Он скрылся за вершиной, и Чингис стал считать секунды до автоматной очереди. И она прозвучала. Короткая, в три патрона. Классическая армейская автоматная очередь. Обычно прицельная очередь всегда бывает именно такой длины. Только иногда спецназовцы стреляют очередью в два патрона, некоторые предпочитают даже одиночные выстрелы. Но если Базарган дал прицельную очередь, значит, вот-вот должна прозвучать очередь вторая, длинная, с выпуском всего запаса магазина в грудь убитому противнику. Чингис ждал именно такой очереди. И она прозвучала. Значит, все в порядке, Базарган со своим делом справился и сейчас вернется.

Чингис отвернулся, прикидывая на глаз, сколько времени понадобится его бойцам для завершения работы. В принципе, они сделали практически все. Осталось только последние штрихи нанести, то есть уложить наверху самые тяжелые камни, которые ветром не сдвинет, и укрепить горку. Через пять минут уже закончат.

Амир обернулся, надеясь увидеть Базаргана спускающимся с холма, но, к его удивлению, бойца на склоне не было. Отчего-то опять стало беспокойно, хотя длинная очередь, фирменный знак отряда Чингиса, казалось бы, должна была успокоить амира. Минуты шли, а Базарган не появлялся. Другие бойцы закончили строительство горки, прикрывающей расщелину от ветра, и к амиру подошел Джумали, чья машина уже догорала неподалеку.

— Базарган пропал, — посетовал Чингис. — Всем вооружиться. Пойдем искать.

Бойцы бегом побежали за автоматами. Те, кто без оружия оказался, попытались что-то вытащить из обгоревших машин, но это не удалось. Машину Джумали разнесло на куски, а во второй машине все сгорело, и в пожаре отстрелялись все боеприпасы. В наличии осталось только то, что было в карманах «разгрузок», но магазины без автоматов бесполезны. Оставалось только на пистолеты надеяться. Сам Джумали снял с пояса деревянную кобуру своего АПС [12] и приладил ее к рукоятке пистолета. В крайнем случае «стечкин» позволял вести и автоматический огонь.

12

АПС — автоматический пистолет Стечкина, предусматривает использование деревянной кобуры вместо приклада.

Чингис пошел первым. Он и раньше хотел

пойти, но не стал рисковать, легко уговорив себя дождаться, пока бойцы вооружатся, и сейчас, двинувшись первым, был уверен, что его догонят и обгонят. Но на вершину холма они поднялись не сразу. Ветер все усиливался, и идти против такого ветра было откровенно трудно, приходилось применять усилия, и, рассекая воздушную волну, толкать тело вперед. Иногда по лицу больно били редкие капли дождя. Это был, конечно, еще не дождь. Он только еще приближался издалека, как бывает при всяком настоящем урагане, но отдельные торопливые капли от дождевых туч, стремительно несущихся с востока, отрывались, опережая события, но никакой угрозы не несли.

Отряд остановился около грузовика. Хотя бойцы и были только что заняты тяжелым физическим трудом и даже дыхание перевести не успели, а подъем в гору против такого мощного ветра еще больше его сбил, они все же наблюдали за действиями амира и видели, что он сначала Махди послал за гору, потом послал в помощь ему Базаргана, и ни тот, ни другой не вернулись. И звуки выстрелов, конечно же, до всех долетали. Следовательно, бойцы знали, что по ту сторону холма их может ждать пуля. Они все были людьми неробкими и пули не боялись, но даже Чингис, который так часто говорил о своем презрении к смерти, понимал, как трудно бывает человеку перебороть себя и первым подняться в атаку, чтобы повести за собой остальных. Первому, кто переступает определенную черту, обычно достается пуля. И потому перед тем, как перевалить холм, все хотели хотя бы дыхание перевести и подготовиться. Это была не трусость, человеку всегда требуется момент, когда он может свою решительность собрать в кулак. Только безрассудные или слишком отчаянные бросаются вперед, не подумав. Чингис никого не подгонял, да и грузовик осмотреть хотелось, и людей, что вокруг грузовика валялись. Махди очень удачно выстрелил, показал высокий класс гранатометчика. «Краповые» надеялись, что борта грузовика смогут хотя бы в какой-то мере защитить их от пуль и осколков, но Махди дождался, когда грузовик начнет подниматься на холм, и выстрелил так, что осколки не просто внутрь кузова полетели, они еще и от бортов рикошетили, дополнительно поражая тех, кто находился внутри.

Чингис подготовил к стрельбе свой револьвер. Он уже давно набил патронами полный барабан и знал, зачем патроны ему пригодятся. Но выстрелить первым не успел. Раздались одна за другой две длинные очереди. Два брата-близнеца, Даниил и Джамал, разрядили магазины своих автоматов в грудь лежащим с раскинутыми руками «краповым». Чингис шагнул к следующему. Это оказался солдат, и даже не в «краповом», а единственный в черном берете. Он поднял револьвер, наставил ствол солдату в лоб и готов уже был нажать на спусковой крючок, как вдруг солдат открыл глаза.

— Надо же, живехонький оказался…

Тот, казалось, не слышал слов амира, он смотрел только на ствол, а ствол смотрел ему прямо в лоб.

— Ты кто такой? — спросил амир.

— Не надо… — едва слышно прошептал солдат.

— Что «не надо»? — наслаждаясь собственной властью над пленником, с издевкой процедил сквозь зубы Чингис. — Спрашивать тебя, говоришь, не надо?

— Стрелять не надо. Я хороший. Я никого не убивал. Я простой солдат. Водитель. Меня по призыву сюда отправили. Насильно.

Чингис задумался на несколько секунд, потом шагнул к лежащему рядом офицеру, в грудь которому только что выпустил очередь Джамал, продырявил тому на лбу краповый берет и распорядился:

— Отведите этого, которого насильно сюда отправили, вниз.

Казихан тут же пинком поднял солдата на ноги. У того кровоточила только кисть левой руки, пробитая навылет, других ранений видно не было. Прикладом автомата Казихан придал рядовому водителю поступательное движение, чтобы тот спускался с холма без задержки, а Чингис подошел к кабине, распахнул закрытую дверцу, и на него выпало тело «крапового» подполковника.