Ураган в сердце
Шрифт:
Тогда, в первое свое посещение, он не обратил внимания на то, что в лаборатории работает всего одна глуповатая молодая сотрудница, которой нельзя было доверить ничего, кроме самых обыкновенных анализов, да и те она научилась делать, механически вызубрив все процедуры. Рентгеновский кабинет же являлся, по сути, личным владением доктора Маллаби, о чьей квалификации как рентгенолога свидетельствовал один-единственный факт: его шурин оказался лицом весьма влиятельным при получении государственных грантов, шедших на финансирование строительства больницы. И все же, даже если бы Аарон Карр уже тогда обо всем этом знал, он не отступился бы. Его знаний и опыта с лихвой хватало и на то, чтобы в случае необходимости разобраться в предписанных им рентгеновских снимках, и на то, чтобы в лаборатории всю работу проделывать самому, чему он всегда отдавал
Тогда руководство Окружной мемориальной быстро пришло к выводу: Карр – это тот человек, какой им нужен. На провинциалов явно произвело впечатление, что в справочнике «Кто есть Кто в американской медицине» Карру была посвящена отдельная статья (ни один из штатных врачей Главной больницы Марафона в нем не был даже упомянут), а количество его публикаций значительно превышало все совокупно изданное членами Марафонской окружной медицинской ассоциации.
Довольно быстро радужное сияние первоначальных ожиданий Аарона Карра несколько потускнело. Оказалось, что Окружная мемориальная вовсе не желанная уменьшенная копия известных ему по Нью-Йорку больниц, как он того ожидал. По сути, она лишь немногим отличалась от лечебного мотеля на службе у группы независимых врачей, не признававших над собой никакой другой власти, руководствуясь только собственной корыстью. В больнице царил свободный дух принципа «сам живи и другим не мешай», не было здесь ни рассмотрения историй болезни, ни расследования сомнительных случаев и, уж будьте уверены, никаких попыток наладить служебную дисциплину. Когда проводились собрания врачей, что случалось крайне редко, то посвящались они исключительно финансовым вопросам. Умильное представление Аарона Карра о докторе из маленького городка как об участливом и, чаще всего, бескорыстном целителе, полной противоположности своекорыстным докторам, каких он знавал в Нью-Йорке, подверглось серьезному пересмотру, если вообще не порушено во многом. Порядок подчинения на уровне окружного руководства не меньше определялся годовым доходом, и именно по этой единственной причине всего через несколько недель Хармону Титеру предстояло заменить Джонаса Уэбстера на посту главного врача.
Пока Аарон Карр, выйдя из своего кабинета, шел по коридору к отделению «Скорой», он очень ясно осознавал: находись Хармон Титер сегодня вечером на дежурстве, как то предписывалось больничным графиком, самого Карра ничто не оторвало бы от дела. Проблема была не из новых. С самого начала его уверяли в том, что не будут привлекать в качестве лечащего врача, ведь один из штатных врачей больницы всегда будет находиться в больнице, что все они будут по очереди нести суточное врачебное дежурство. В этом Карр усомнился еще во время собеседования с Уэбстером (на самом деле его немало потрясло, что в Окружной мемориальной штатных лечащих врачей нет вовсе), но Уэбстер тогда уверил его, что система дежурств действует очень хорошо, и даже разъяснил, какой для этого имеется внутренний стимул. Дежурный врач забирает себе всех пациентов, доставленных на «Скорой», кроме тех, разумеется, которые являются давними пациентами других врачей Окружной мемориальной, а автострада постоянно поставляет то, что Уэбстер, пожимая плечами, назвал «некоторыми весьма обещающими случаями». Уэбстер оказался прав: это и в самом деле было мощным стимулом, – только очень скоро некоторые больничные врачи сообразили (первым – Титер, кто чаще других этим и пользовался), что, заручившись таким прикрытием, как Аарон Карр, можно пропустить несколько часов дежурства, а порой – и целый день, но по-прежнему забирать себе все сочные плоды, которые сваливались в их отсутствие.
Поначалу, стремясь поладить с новыми коллегами, Аарон Карр неразумно шел им в этом навстречу. Поскольку он все время находился в больнице, было как-то трудно отказаться «приглядеть за «Скорой». Однако такая дополнительная обязанность, притом что ему приходилось заниматься тем, чего другие попросту не знали или не умели, быстро разрослась до такой степени, что за два первых месяца в больнице Карр сумел добавить к рукописи своей книги всего четырнадцать страниц.
Карр нашел союзника в лице бывшего военного врача Джорджа Гаррисона, чья поддержка была вызвана не просто сочувствием, у него тоже забот было невпроворот из-за того, что больница никак не могла подыскать толкового анестезиолога. Вдвоем они раскрыли карты перед главврачом Уэбстером. В результате Гаррисону было заявлено, что он может найти и
В конце концов Гаррисон откопал где-то молодого малайца Чана Ли. Аарон Карр, руководствуясь таким примером, отправился в Нью-Йорк и уговорил молодого индийца, Чавана Рагги, заканчивавшего ординатуру в госпитале Бельвю, продолжить ее еще на шесть месяцев в Окружной мемориальной, прежде чем вернуться в Индию. Рагги оказался превосходным помощником, хотя и одновременно – бременем. Поскольку работал молодой врач, по сути, на условиях ординатуры, Аарон Карр взвалил на свои плечи не только роль его наставника, но еще и значительную долю ответственности за принимаемые молодым терапевтом медицинские решения. Хуже всего при новом раскладе оказалось то, что, заполучив Рагги, врачи больницы стали еще больше, чем прежде, отлынивать от дежурства. Вот и сейчас Карр был уверен: Титер в больнице не появлялся с самого утра.
Как бы то ни было, но, невзирая на раздражение, какое вызывал у него Титер, и весьма неприятную (какой она виделась) перспективу возиться с очередной ужасной жертвой несчастного случая, доктор Карр целеустремленно вышагивал по коридору. При всех недостатках Окружной мемориальной проведенные в ней одиннадцать месяцев сильно укрепили в нем уверенность в себе, знающем и толковом враче самого широкого профиля, а значит, хоть и поздновато, доктору исполнилось сорок четыре, – но все же пришло к нему в жизни ощущение, что наконец-то он нашел себя. Такое радостное открытие сказалось даже на его стремительной походке: при эдакой уверенности в себе отпадала всякая нужда в нарочитой неспешности для обретения профессионального самообладания.
Рагги поджидал его у дверей отделения скорой помощи. Он был типично для себя скован и угрюм, и Аарон Карр приветствовал его преувеличенно обыденным: «Добрый вечер, доктор Рагги» – в надежде, что это добавит коллеге профессионального спокойствия, в котором молодой индиец так явно нуждался.
– Что случилось?
– Надеюсь, сэр, я не причинил вам в очередной раз неудобства понапрасну, – произнес Рагги, имея в виду вчерашний случай, когда он ошибочно предположил, что у доставленного пациента закупорка коронарных сосудов.
– Не стоит об этом беспокоиться, – сказал Карр и почувствовал облегчение: речь, видимо, пойдет о болезни сердца, а это область, где он чувствовал себя совершенно уверенным. – Сердечные заболевания порой трудно отличить одно от другого. Случается, они дурачат лучших из нас.
– На этот раз я думаю, я не был одурачен, – серьезно сообщил исполнительный Рагги, протягивая доктору Карру заполненный регистрационный бланк.
Тот взглянул на него, пробежал глазам по тщательно выписанным словам: «мужской», «белый», «44», «директор по рекламе и продвижению товара», «Крауч карпет компани».
Не в силах удержаться, Карр мысленно вернулся к пишущей машинке, а затем и по понятной ассоциации к теме главы, над которой работал. Быстренько опомнился и, чувствуя себя слегка виноватым, отрывисто спросил:
– Где он? – При этом убеждал себя, что давно преодолел тот этап работы, когда ему нужно было больше историй болезни для доказательства того, что стресс примерно в сорокапятилетнем возрасте является этиологическим фактором коронарных заболеваний.
– Здесь, сэр, – сказал Рагги и пошел вперед, открывая двери.
Аарон Карр на ходу застыл в дверях, увидев на столе для обследования лежавшего пластом пациента с кислородной маской на лице, с тянущимися от него к электрокардиографу проводами и стоявшую рядом сестру с лентой ЭКГ, змеившейся у нее в руках. Сдержал приступ раздражительности, оправдывая Рагги и ругая себя за то, что не разъяснил как следует молодому врачу, насколько серьезны для неподготовленного пациента травматические последствия обрушившихся на него столь откровенных свидетельств случившегося у него сердечного приступа. Сам-то он слишком хорошо знал по опыту работы в Берринджеровском институте, что в стране полным-полно мужчин, которые физически выжили после сердечного приступа лишь затем, чтобы так и остаться душевными калеками по вине неумелых врачей, которых укоренившиеся предрассудки оставляли в беспечном неведении о том психическом вреде, какой они зачастую причиняли. Надо будет непременно поговорить с Рагги об этом. Но – позже.