Ураганные хроники
Шрифт:
Антонина оценила комплимент.
Тот месяц в Снифоре ей запомнился чуть ли не как второй медовый. Работали студенты бойко, находок было много, и Евстахий обычно прекращал работу на самой площадке задолго до обеда, чтобы по жаре студенты описали найденное в кондиционированном помещении местной школы. Стас договорился о проживании там, потому что не верил в романтику палаточного быта и вообще всегда старался устроить своих подопечных с максимальным комфортом. Пока студенты работали, Стас мог, пользуясь своим положением, оставить их под присмотром ассистентов
Так что до обеда Антонина с десятилетней Машей шли купаться, потом домой — отдохнуть самое жаркое время, а потом после обеда — гулять вместе с Евстахием. Он показывал им самые любопытные местечки в Снифоре с точки зрения историка. Антонине было интересно, Маше — скучно, и она быстро выторговала у родителей разрешение проводить послеобеденные часы либо дома за компьютером (дочь была разумной и они ей доверяли), либо в гостях у новой подружки, с которой она познакомилась на пляже. Та жила в доме с садиком и собственным бассейном, где девчонки плескались до изумления. Тоня и Стас посмеивались над дочерью — как можно предпочесть бассейн, когда рядом море! — но на самом деле радовались возможности провести вдвоем столько времени.
Ужинали обычно в кафе, ели виноград и жареную рыбу, пили молодое вино и воду с лимонным соком и базиликом, которую жители Снифора почему-то предпочитали нормальному лимонаду, потом возвращались домой — обычно за пару часов до того, как прибегала от подруги Машка… С того отдыха Антонина привезла третью беременность. Жаль, что не удалось доносить до конца срока.
Смеющийся Жнец прилетел к ним недели через две этого неспешного существования. Просто постучался в дверь как-то в самые жаркие часы: адрес ему Тоня написала.
Дверь открыла Антонина.
— Простите, вы… Тоня? — нерешительно спросил он.
Антонина его едва узнала. Он, конечно, не мог измениться после инициации — но ведь с момента их знакомства до этой инициации прошел почти год, а в предподростковом возрасте год порой меняет ребенка почти до неузнаваемости. У нее смутно остался в голове облик очень аккуратного длинноногого белокурого мальчишки с карими глазами. И вроде бы набор элементов тот же, но облик складывался совсем другой! Тогда Аркадий показался ей очень радостным, аж лучистым. Теперь он выглядел собранным и строгим, так и хотелось переодеть его из белой рубашечки и серых коротких брюк чуть ниже колена в костюм-тройку. Или в камуфляж.
«Ему сорок лет, так же, как тебе, — напомнила себе Антонина. — Разумеется, он выглядит серьезным!»
И еще он был не таким красивым, как ей запомнилось. По-прежнему очень и очень симпатичный, но у нее в памяти остался этакий херувим, а в Смеющемся Жнеце не было ничего ангельского.
— Очень рад увидеться, — с коротким поклоном он преподнес ей букет белых гортензий, ее любимых. Неужели она ему и об этом писала? Да, вроде бы, несколько лет назад, когда они дом купили, и она разбила сад! — Ты очень изменилась с нашей последней встречи! Стала
— С-спасибо, — нерешительно сказала Тоня, принимая букет.
Его галантные слова и серьезный тон как-то совсем не соответствовали ситуации, и она внезапно захихикала. Стоящий напротив нее мальчик тоже широко улыбнулся — и вдруг они захохотали оба.
Лед был сломан!
— Тоня, кто там? — Евстахий вышел в прихожую. — Это что, Машин друг?..
— Здравствуйте, — сказал Аркадий. — Нет, я друг Антонины. А вы Евстахий Есвтигнеевич? Очень приятно познакомиться.
— Уважаемый Смеющийся Жнец! — тут же отреагировал Стас. — Зовите просто Евстахий, или вообще Стас, а то язык сломаете. И заходите, а то в коридоре жарко, а у нас кондиционер.
В тот день они засиделись допоздна, и очень удачно, что Маша позвонила и попросила переночевать у подруги — а то Антонина гадала, как бы спрятать от нее Аркадия! Дочка взрослеть начала очень рано, в свои десять она выглядела на пятнадцать, а влюблялась в любого мало-мальски симпатичного мальчика с удручающей регулярностью. С приезда в Снифор она пока никого не облюбовала, так что Тоня страшилась, что конец отпуска превратится в слезы и сопли по очередному неслучившемуся роману! (Забегая вперед: так в итоге и произошло, просто объектом неразделенной Машкиной любви стал старший брат ее снифорской подруги, вернувшийся в отпуск со срочной службы.)
Обсуждали так называемую «Снифорскую могилу», получившую с прошлого лета широкую известность в узких кругах.
— Я эту историю знаю из первых рук, потому что этнографический материал собирали студенты моей коллеги, — рассказывал Евстахий. — В прошлом году у нас была совмещенная практика: мои археологи и этнографы Муратовой… Знаете, как проходит этнографическая практика?
— И знаю, и сам ездил, — улыбнулся Аркадий, потягивая из стакана свой еретический «кофейный напиток», настолько сдобренный молоком, что там и кофе-то не осталось.
(Тоня предложила ему налить молока самому по вкусу. Это была ошибка: один взгляд на чашку гостя приводил ее, кофеманку со стажем, в ужас и заставлял отвести глаза — получившаяся смесь не напоминала кофе даже цветом!).
— Да, прошу прощения, — чуть смутился Евстахий. — Все забываю, что у вас высшее образование.
— Аркадий даже древнеорагонский знает! — похвалилась Тоня, прежде чем сдержала себя.
Почему-то она чувствовала так, будто хвастается племянником или младшим братишкой.
Тут же она покраснела, поняв, что выглядит это странно, но Аркадий только поглядел на нее с юмором, а Стас, кажется, даже не заметил.
— Это очень удачно! — воскликнул он. — Тогда вы сможете прочитать надпись на могиле, я вас завтра туда отведу!.. Ну ладно, про этнографическую практику. Значит, ездят они по деревням, собирают старушек, записывают на микрофон… Этнографы — в основном, молодые барышни, а мои археологи — в основном парни. Хотя какие-то аберрации и случаются. Ну, естественно, когда девочки возвращаются в Снифор, начинается брожение, хождение…