Ураганные хроники
Шрифт:
А потом что-то еще случилось. Тот парень с кем-то повздорил, этот кто-то за ними гонялся… Нет, не ребенок-волшебник, там была какая-то запара — как раз с криминалом! Огонёк вникать в детали не пожелал, но другу помог. Нужно было разобраться с каким-то подпольным перевалочным пунктом по продаже оружия, они его вдвоем обезвреживали, потом старались не появляться в городах, а потом…
Огонёк прошел уже целый квартал в направлении общежития. Можно было сесть на автобус, но он вместо этого свернул так, чтобы срезать через сквер. Здесь, где высоко в синем небе качались ветки сосен и пахло смолой, казалось, будто
Да, этого парня по предмету-компаньону звали Смеющийся Жнец! А по-нормальному как? Какое-то сложное было имя, которое никак не сократить. Агафон, Акакий, Аркадий… Аркадий, да. Он сделал своим хобби то, что убивал всяких неисправимых преступников. Огоньку одно время нравилось ему помогать, потом стало тяжеловато. Противно, грязно, — раз за разом с этими гадами сталкиваешься, а меньше их не становится! Он как-то от Жнеца отдрейфовал.
Как раз среди таких смолистых сосен, когда они только познакомились, у них случился разговор.
«Если Огонёк Мечты — значит, у тебя есть мечта?»
«Конечно, есть! Сначала я мечтал помогать людям… А потом, когда уже стал ребенком-волшебником, стал мечтать, как сниму со всех Проклятье!»
«Подходяще. Похоже, нам с тобой по пути».
«А Смеющийся Жнец — это потому, что ты бандитов косишь?»
«Вот, все так думают! Нет! Я когда инициацию принимал, думаешь, знал, что так получится? У мамы было… — тут Жнец сглотнул: какая-то тяжелая история у него была связана с матерью. — У мамы было любимое стихотворение, там про Мрачного Жнеца, который смерть, и Смеющегося Жнеца, обычного человека, который в поле колосья собирает, чтобы у людей был хлеб! Дихотомия отчаяния и надежды, светлого и темного, как она говорила».
«Что такое дихотомия?»
«Противопоставление… Мне это стихотворение тоже очень нравилось всегда».
Интересно, где теперь этот парень? Исчез, наверное. Женька очень давно про него не слышал, а ведь шебутной был, вечно что-то придумывал и куда-то лез. Может, какой-то мафиозный барон все-таки его грохнул. Или гиас нарушил — с этим он тоже постоянно заигрывал.
Но конфеты — вот они! Вряд ли про них вспомнили просто так! Кто-то все-таки заморочился, возродил этот вкус.
Значит, все возможно. Значит, если биться за то, что ты хочешь, рано или поздно получится!
Женька почувствовал, что ему надо посидеть. Эмоции накатили резко и внезапно, его аж затрясло. Хорошо хоть, слезы на глаза не навернулись, это было бы уж совсем! Он плюхнулся на ближайшую лавочку, запрокинул голову, глядя на сосновые ветки.
Как-то все накатило разом, и отошли денежные и другие заботы, и он вдруг осознал, что он по-прежнему молод! Ему двенадцать биологических! Впереди целая жизнь — почти бесконечная, как выходит, если верить пожилому врачу, который читал у них вводный курс в регенеративную магию! И все хорошо! Хорошо!
Он уже полгода как не под Проклятьем! У него есть цель, смысл и работа! Он может вырасти, завести семью, сделать научное открытие, построить дом или мост или церковь, лечить людей, запускать корабли в космос, стать чемпионом по боксу… Он все может! Если только захочет!
Чего он тут куксится, в самом деле?! Из-за долгов расстраивается? Это же пустяки, вот, уже и разобрался почти — и даже не порадовался
Все будет за-ши-бись!
* * *
Аркадий захлопнул ноутбук, на экране которого мальчик-объект выходил из кафе с коробкой конфет под мышкой и с сияющей улыбкой поблагодарил Анастасию:
— Спасибо, капитан. Помогли так помогли!
Сияющую улыбку Анастасия профессионально проигнорировала. Она как-то через Командора передала Весёлову просьбу слегка глушить харизму при женщинах, а то вон, даже бедную девочку-волшебницу Сумарокову зацепило! Тот не внял. Позер.
Хотя, может, не понял, что она имела в виду. Возможно, как многие обаятельные люди, он считал, что «просто вежлив». Или до сих пор не привык, что уже красавчик и что больше не нужно компенсировать манерами страшненькую внешность полутрупа.
— Помочь было несложно, — открестилась Анастасия от лишней благодарности. — Вы самое сложное сделали — с заводом о производстве пробной партии договорились. Я всего лишь кафе деньги передала за промо-акцию и попросила сотрудников отдать коробку мальчику. Кстати, спасибо, вкусные конфеты.
— Не за что, — кивнул Аркадий. — Я так и помнил, что вкусные… Самое интересное, знаете, что я раскопал? Их когда-то сняли с производства не потому, что они разонравились публике, а потому что у главного технолога возникли терки с тогдашним директором фабрики, и тот в отместку так свою власть показал… Директор потом допустил сильное падение ключевых показателей, его сняли. А конфеты вернуть забыли, потому что технолог давно уволился. Могли бы и до сих пор нормально продаваться.
— И вы, конечно, не скажете мне, зачем это вам понадобилось? — скептически поинтересовалась Анастасия.
— Это слишком страшная тайна для такой юной особы, — улыбнулся ей Аркадий, еще ослепительнее, чем в прошлый раз.
Анастасия фыркнула и закатила глаза.
* * *
p.s. Весна! Солнышко! Лайки!
История 11. Письма и кофе. (Антонина Вересова и Аркадий Веселов). Ноябрь 833 года (июль 810 года). (12+)
— Тонечка, пульт опять упал за диван, не могу поднять, — пожаловался Стаc. — Включи телевизор, пожалуйста.
— Давай умные колонки купим? — предложила Антонина, привычно (уже привычно, помилуй Творец!) нагибаясь за пультом.
— И сдать наши данные правительству?! Или мошенникам! Знаешь, сколько случаев было?! Хочешь, чтобы все карты наши через них взломали?!
Только что добрый и виноватый, Стаc вспылил моментально, стоило задеть больную тему. Подумать только, а еще весной он на смех поднимал «пещерных технофобов» и доказывал, что личные данные, конечно, собираются — но шанс влететь через это на неприятности минимален, если соблюдать простейшие меры предосторожности, и вообще, удобство дороже. Болезнь плохо на него повлияла, сделала подозрительным и нервным. Да и у самой Антонины нервы были натянуты до предела.