Урал атакует
Шрифт:
У Кости защемило в груди. Неужели на тайной встрече, там, у озера Шарташ, он назвал Калинова по имени–отчеству? Да нет, вроде бы не было. Тогда что, Саныч блефует? А если правда вычислили? Это равнозначно приговору, с отчаянием подумал Костя. Теперь они возьмутся убирать Калинова, так же, как пытались устранить министра Комова.
— Фигу вам с маслом! — Костя презрительно поглядел на Саныча.
— Чего?
— Фигу вам с маслом, говорю, — отчеканил он.
— Ах ты сучара! — Мощный удар кулаком словно раздробил челюсть на части. Костя зажмурился: вдох–выдох.
— Для предателя родины ты слишком хорошо бьешь, — прошипел Костя.
— Предатель родины? Ха–ха–ха! — громко выдал Саныч. — Не смеши меня, Муконин. Какая, к хренам, родина? Ты что, долбаный осел, до сих пор не понял? Никакой родины давно нет. России нет больше! Все. Была да сплыла! Тю–тю. Одни ошметки остались. Или ты эту порнографию в виде Уральской Республики родиной называешь? Так и ее скоро тоже с лица земли сотрут.
Комитетчик склонился над Костей и сделал соответствующее выражение лица, мол, кто бы сомневался.
— Это миротворцы тебя так обработали? — спокойно осведомился Муконин. — Надеешься, что, когда они тут все завоюют, они вам пряников раздадут? Так ты ж тогда сам долбаный осел. На кой ты им сдался? Они тебя же первым делом в порошок сотрут либо в послушного киборга превратят. Или ты еще не втюхал, а?
— Я вот никак не пойму, чего ты добиваешься, Костя? — неожиданно подобрел усатый комитетчик. — Согласился бы с нами работать, мы б тебе таких пряников надавали. От тебя всего-то и нужно: перевербовать всех ученых на нашу сторону. Ведь у каждого человека, как известно, есть своя цена. Кому счет в долларах в швейцарском банке, кому личный домик на Средиземном курорте. Виллу не обещаем, но домик вполне. И для тебя бы добра нашлось немало.
— Спасибо, у меня все есть.
Саныч неодобрительно цокнул языком и покачал головой.
— Смотри, тебе жить, — протянул он.
— А тебе, значит, уже что-то пообещали? — язвительно сказал Костя. — Ну и дурак! Жди, когда догонят и еще раз дадут… Если ты до сих пор не понял, родина — это дом, где ты родился. И чем больше он разваливается, тем роднее становится. И тем на сердце больнее. А если ты продал его за тридцать сребреников, тебе их, в лучшем случае, в лицо бросят. Но обратной дороги уже не будет.
— Ба, какие высокие слова! — Саныч приосанился. — Ты часом книжки не пишешь по утрам, сидя на унитазе?
Он склонил голову набок и посмотрел на Костю, как на провинившегося ребенка. В вялом свете окна за спиной Саныча черты лица усача размывались.
— Почем тебе знать, где я родился? — добавил комитетчик. — А может, я с детства каши недоедал. Мамка концы с концами сводила. В этой гребаной стране я счастья-то никогда не знал. Так что я рад, что она развалилась. И если ты, идиот, вовремя не перебрался на нужную сторону, значит, сдохнешь, придурок, через месяц–другой сгинешь.
Что за наваждение! Второй раз уже Костя слышал похожие слова в свой адрес.
Сговорились они все, что ли?! Да нет, чистое совпадение. На почве последних бурных событий. Ну ладно, с усатым
Тут тихонько скрипнула дверь, и кто-то вошел в комнату. Костя затылком почувствовал колыхание воздуха, услышал мелкие шаги. Глазки усача уставились на гостя (или хозяина?), в них появилось выражение подчиненного человека.
— Салют. Ну что он, сказал чего-нибудь? — буднично осведомился знакомый тонкий голос.
«Набоков!» — осенило Костю.
И правда, сбоку обошел Николай Альбертович в сером костюме, встал рядом с Санычем, наклонился к Муконину.
— Здравствуйте, Константин, — уголки рта у следователя сместились вверх в вялой усмешке.
— Рад вас видеть.
— Я и не сомневался, — буркнул Костя.
— Ни хэ он не сказал. Только и делает, что дерзит, про родину мне тут рассуждает, философ хренов! — пожаловался Саныч. — Может, с ним построже надо?
— Про родину? Очень интересно.
Николай сел в кресло, расстегнул пиджак и раскинул руки на подлокотники.
— Фуф, что-то жарко здесь как-то, — посетовал он. — Ну что ж, Муконин, не оправдал ты наших надежд. Мы-то думали, ты будешь честно на нас работать. А ты вон чего затеял. Ну и ладно, мы и такой сценарий учитывали. С генералом ты нам уже помог, осталось ученых раскрыть.
— Так это, может, с ним погрубее надо? — не унимался Саныч.
— Не надо. Он и так нам все сделает.
Набоков достал из внутреннего кармана пиджака маленький шприц.
— Этот препарат вызывает безволие и заодно искреннюю честность, — пояснил следак, поднявшись с кресла. — Сейчас я впарю ему двойную дозу, и он станет как пластилиновый. И будет выполнять все наши просьбы. Да, Костик?
Набоков ехидно улыбнулся. Костя поморщился, как от вонючей кислоты. Николай Альбертович сделал короткую паузу и продолжил:
— Смотри, я вколю тебе три кубика. Через пару минут лекарство подействует, и ты обстоятельно распишешь нам, что это за человек из ученых, с которым ты встречался вместе со своим дружком. И где ваше место встреч с генералом Калиновым. А то ты так хитро ушел от нас в тот раз. Можно сказать, улизнул из-под носа. И как ты из дома-то выбрался? Летать они тебя, что ли, научили? В общем, хотелось бы знать, что мы пропустили. Да еще аппаратура, знаешь, несовершенная пока. Вечно помехи какие-то. А потом ты, как миленький, позвонишь своему дружку Гане и попросишь его вместе с тем ученым типом приехать сюда, якобы для встречи с генералом. Я понятно изъясняюсь?
— Куда ж яснее, конь моржовый! — ощерился Костя.
Тут у следователя затренькал смартфон, он положил шприц на столик и вытащил аппарат. Саныч злобно зыркнул в сторону Кости.
— Ну что ты там, все удачно прошло? — с какой-то осторожностью спросил без предисловий Набоков. — Я сейчас.
Последняя фраза была брошена напарнику. Следователь, приложив трубку к уху, — на том конце сети что-то говорили, — направился к выходу. Дверь по привычке издала звук, и Костя вновь остался с усатым один на один.