Урал улыбается
Шрифт:
— Петя, знаешь что, я не смогу быть на собрании. У моего Игоречка, то есть у мужа, вчера вырезали аппендикс, и я ужасно боюсь, как бы не разошлись швы.
Затем, звеня цепочками на сапогах, с выправкой сержанта-сверхсрочника подошла пышногрудая чертежница Степанида Филимоновна.
— Петюнчик, дорогой, — схватила она меня за оставшиеся на затылке несколько волосинок и ласково заглянула в глаза, — я бы осталась на собрание, но моя бедная мама! Она умрет, если в четыре часа не увидит меня дома.
Я пожалел
Потом подошли братья-близнецы Паша и Степа и в один голос заявили, что они бегут встречать тетю, которая приплывает из Сызрани на пароходе, и, вздохнув, заняли у меня три рубля.
Когда они убежали, я с грустью вспомнил, что наш город стоит на речке, по которой не только на пароходе, но и на лодке не везде протиснешься.
Потом отпросились еще человек пять, причем все выставили веские, как двухпудовые гири, доводы, перед которыми мне пришлось капитулировать.
Первое собрание сорвалось.
На следующую среду я назначил другое. Но тут выяснилось, что у Зиночкиного Игоречка, кроме открывшихся швов, появилась еще и блуждающая грыжа. А мама Степаниды Филимоновны второй день лежит с закрытыми глазами, так как из-за своей близорукости перепутала краску для ресниц с клеем «БФ-2». Братья-близнецы Паша и Степа сообщили, что едут копать картошку, и, вздохнув, заняли еще трояк. Я, правда, не знаю, о каком сорте картофеля шла речь, потому что только начинался июнь.
И опять, как в прошлую среду, все шло в таком духе.
Но зато в пятницу!
В пятницу был прекрасный день. Солнечные зайчики весело играли на лысинах отдельных наших сотрудников. На улице подрались два воробья, но сразу же помирились. А милиционер, который оштрафовал старушку за неправильный переход улицы, запел что-то веселое и радостное.
После обеда наш отдел напоминал встревоженный улей. Это я, как новый профорг, заботясь о культурном отдыхе своих товарищей, вывесил объявление о том, что сегодня после работы состоится массовая вылазка в парк.
Первой меня поцеловала Зиночка. Затем крепко, до синевы, сжала мою руку Степанида Филимоновна. Братья-близнецы Паша и Степа с радости завыли, как апрельские коты, и синхронно сделали стойку на головах.
Всю дорогу мы смеялись и пели. Паша и Степа успели рассказать по паре анекдотов плановику Петру Степановичу и шутя заняли у него пятерку. Только когда мы проезжали в автобусе мимо «Гастронома», им сделалось почему-то дурно и захотелось минеральной воды. Но через пять минут они уже сидели с нами рядом, держа газетные свертки на коленях.
Очистив полянку от пустых бутылок, консервных банок и яичной скорлупы, весь наш отдел во главе с начальником по моей команде расселся в три ряда.
— Это что, сейчас дневное кино будет? — робко спросил из заднего ряда Петр Степанович.
— Ну,
Я улыбнулся, вышел вперед, повернулся лицом к моим сотрудникам, вынул из портфеля бумаги и, немного смущаясь, произнес:
— Товарищи! Профсоюзное собрание считаю открытым…
Глеб Колошин
— Говорят, тебя побила жена?
— Ну, уж и побила!..
— За волосы ведь таскала?
— Ну, уж и волосы!.. Одна плешь.
— По всей комнате, говорят.
— Ну, уж и комната!.. Шестнадцать метров.
— Правда, что милиция вмешивалась?
— Ну, уж и милиция!.. Сосед Вася, дружинник.
— А за что же пятнадцать суток отсидел?
— Ну, уж и отсидел!.. Стадион подметали.
— Что же все-таки случилось?
— Ничего!.. Просил на бутылку — она не дала.
— Так надо гнать такую жену.
— Ну, уж и гнать!.. Она сама переехала к своей маме.
— Что ж теперь делать будешь?
— Ну, уж и делать!.. Сама в понедельник вернется.
Вадим Иванов
Банц!
Хлопнула дверь.
В дальнем углу треснуло стекло.
Так входить в конструкторское бюро мог только начальник.
Конструкторы и конструкторши мгновенно натянули на лица осмысленные выражения и глянули из-за кульманов.
— Все сюда! — замахал начальник руками, точно хохлатка крыльями. Его подопечные поняли, что дело плохо: надвигается очередной аврал.
— Горит! — коротко информировал собравшихся начальник. Лица конструкторов еще более осмыслились. Лишь один новичок тревожно огляделся и обнюхался: не пахнет ли дымом.
— План горит. Квартальный. Заводской. По рацпредложениям, — развил мысль начальник.
Все погрустнели. План горит — премия горит. Горит премия — горят розовые мечты о новых гарнитурах, цветных телевизорах и прочих уютных домашних мелочах.
— Срочно! — бросил в массы клич начальник. Вмиг все взбодрились: они твердо знали, что для начальника нет безвыходных положений. — Нам дано задание срочно собрать тридцать рацпредложений. Даю полчаса на размышления!
Послышались тяжелые вздохи: нелегко за полчаса выдать рацпредложение.