Урал улыбается

Иванов Вадим Борисович

Но производства здесь вина

исключена,

Поскольку он сгорел-то… от вина.

Владимир Иванов

Не успел Куликов надеть нарукавники и достать арифмометр, как появилась секретарша директора:

— Понькин уходит на пенсию. Собираем па подарок.

Кто желает присоединиться?

Все знали, что Понькин работает в другом учреждении, но отказать уважаемой секретарше, которая дружила с Понькиными и доставала через них дефицитные вещи, никто не решился…

Через час в отдел заглянул инкассатор с шапкой в руке.

— По целковому! — потребовал он голосом, не допускавшим возражений. — Деев защитил диплом.

Деева никто не знал. Куликов хотел выяснить, какое отношение имеет к его бюджету диплом Деева. Но боясь показаться мелочным в глазах Марьи Ивановны, согнал с лица кислое выражение и мечтательно произнес:

— Такое случается не часто.

Марья Ивановна дала рубль, потому что дал Куликов. Петр Иванович последовал примеру Марьи Ивановны…

После обеда залетел профорг:

— Булкина уважаете? — задал он напрямую вопрос.

— Уважаем, — нетвердо сказали сотрудники.

— Тогда гоните валюту. Булкину не оплатили прогул.

А к вечеру пришел мужчина в телогрейке с подмигивающим, как стоп-сигнал, глазом и без объяснений собрал по рублю. Как потом выяснилось, он нигде не работает и ему крайне нужно было купить железнодорожный билет до Ростова.

Когда Куликов принес домой получку, жена недосчиталась двадцати рублей.

— Где деньги? — с тревогой спросила она мужа. — С каждым месяцем ты приносишь все меньше и меньше. Признайся: тратишь на женщину?

— Да что ты, нет у меня женщины, — испугался Куликов, — я даже на обедах экономлю. Все дело в традиции… — И он рассказал о прошедшем дне.

— Подыщи себе работу в другом месте, — категорически сказала жена.

Через неделю Куликов зашел в находившийся по соседству отдел снабжения макаронной фабрики.

Инспектор по кадрам внимательно выслушал его, напоил чаем.

— Плановики нам нужны, — заинтересованно сказал он. — Завтра оформим. Да, кстати, у вас есть с собой деньги?

— Зачем? — удивился Куликов.

— У Петруниной растрата. Собираем по пятерке.

Куликов вышел, не попрощавшись.

Александр Костин

Наконец-то мечта наша сбылась — окончили училище и попали в драматический театр.

— Мы вас принимаем в труппу, — сказал режиссер. — Скоро я закончу пьесу. В ней есть две захватывающие роли. Бессловесные, правда. Но глубоко волнующие нас. Роль наших современников. Ценных работников. Скромных тружеников. Короче говоря, роль уборщиц. Согласны?

— Но

мы же мужчины?

— Чепуха! — обрадовался чему-то режиссер. — Гример сделает из вас премилых старушек. А пока достаньте где-нибудь тряпки и начинайте репетировать.

Мы начали репетировать. Ползали по полу и терли его сухими тряпками изо всех сил.

— Вы не ползайте, как малые дети, — учил нас режиссер. — И не просто трите пол. Смачивайте его водой, как следует выжимайте тряпки и только после этого насухо протирайте. Неужто вы не знаете, как это делают настоящие уборщицы?

Мы учли все замечания. Пол в кабинетах стал что надо.

— Вы неплохо справляетесь с ролью, — похвалил нас режиссер. — Ваши уборщицы получаются зримыми. Трактовка образов, можно сказать, профессиональная.

— Это паше призвание, — сказали мы, бессильно опустив руки.

— Тем более, дорогие мои! — режиссер поддержал нас за локти. — Но не надо снижать темп. Надо расти творчески. Подниматься выше. Накапливать опыт. Попробуйте это сделать, поднявшись на бельэтаж, в амфитеатр. Покажите своих героинь в каком-либо современном решении. Например, отбросьте тряпки, работайте лентяйками. Смелее, бабуси!

Мы начали репетировать. Приспособления нам понравились. Мы не ползали, как прежде. Не лазали, кряхтя и охая, под столы и кресла. Все процессы по ликвидации пыли проделывали в приличных позах.

Вскоре режиссер вызвал нас к себе и сказал:

— Молодцы! Но вы губите свое призвание. Вы не даете возможности раскрыться ему полностью. Попытайтесь проявить его в ложах верхних ярусов. Там черт ногу сломит. И запомните: ваше перевоплощение в местах, далеких от сцены, — залог будущего успеха в спектакле.

Мы продолжали перевоплощаться. Облазали все ярусы. Добрались до галерки. Весь театр сиял, как новенький. На нас смотрели с почтением, словно мы стали заслуженными артистами. Популярность наша росла. Осталось только помыть сцену и покорить зрителя.

— А ведь с чего все начали? — удивился режиссер, встретив нас у входа в театр. — Тряпку не могли отличить от лентяйки, лентяйку — от пылесоса. Крепкая у вас хватка. Ши-и-рокий размах. Скоро вот начнут стелить паркетный пол, и я обещаю в следующей пьесе приберечь для вас роль полотеров. Согласны?

— Ага, — сказали мы.

— Ого! — еще больше подивился режиссер. — Да вы и выражаться-то уже начали, как уборщицы. Ну, я вижу, вы здорово вжились в образ!

— Стараемся! — сказали мы, по привычке поднимая с пола какую-то измятую и очень пожелтевшую бумажку.

Развернув, мы прочитали в один голос объявление: «В театр срочно требуются уборщицы».

Г. Семенов

«И пусть умру», — писал поэт

В семнадцать лет.

«Я полон силы роста», —

Писал он в девяносто.