Урал улыбается
Шрифт:
Хлопнула дверь, щелкнул замок.
«Прекрасно! Лучше некуда встретили! — подумал с обидой Синяев. — Хоть домой топай!»
Сашка вспомнил, как когда-то он проникал в школу через кухню столовой.
Стояла теплая солнечная погода. Обходя школу, Синяев с нескрываемым интересом смотрел в распахнутые окна первого этажа: в нескольких классах царила рабочая обстановка. «Осенники», — отметил про себя Сашка и припомнил, как сам оставался на осень.
Приближаясь к кухне столовой, Сашка услышал лай собак. Выскочив не то из сарая, не то из парников, они помчались прямо за ним. «И псы меня не терпели!
«Ай да молодец! — похвалил он себя, влетая в полутемный коридор кухни и захлопывая за собой дверь. — От укусов спасся-таки!»
Влетев, Сашка угодил в огромные пустые баки, стоявшие пирамидой. «Эх, — пронеслась мысль, — коли не повезет, так до конца!»
На грохот развалившейся пирамиды выскочила шеф-повар, за ней вышла заведующая. Включили свет.
— Синяев, ты?! — вырвалось у женщин одновременно.
— Я. Здрасьте… — выдавил, поднимаясь с пола, взлохмаченный Сашка.
Через минуту-другую появились завуч, директор. За ними не пришлось долго ходить — они обедали в зале. Сашка молчал. Ни директор, ни завуч тоже не могли от удивления заговорить.
— А мы, Синяев, — сказал наконец с волнением директор, — признаться, о тебе забывать стали. Правда, ты кое-кому из нас все же снишься.
— Милицию, может, вызвать? — шепнула шеф-повар.
— Не надо милицию, пожалуйста, — Синяев покраснел. — Я не хотел так…
И Сашка рассказал, как его не впустила техничка тетя Света и что из того получилось.
— С этим ясно, — сказал директор, — но по какому все-таки делу ты шел в школу?
— Ах да! — спохватился Сашка. — Совсем запамятовал!
Вынув из кармана документы и протянув их, проговорил тихо:
— Преподавателем физики к вам направляюсь. После окончания пединститута. Личную просьбу при распределении удовлетворили.
Прошло полгода, как женился сын Аркадия Петровича — Сашка, живший теперь со своей супругой на другом конце поселка. За это время Сашка ни разу не проведал своих родителей.
— Как отрезали! — говорил часто в сердцах Аркадий Петрович жене Варваре Семеновне и сверлил взглядом висевшую на стене фотографию сына.
И вот однажды Сашка явился.
Варвара Семеновна обрадовалась, засуетилась, принялась накрывать на стол. Аркадий Петрович тоже был рад, но вида не подавал.
— Заприпожаловал? — сердито буркнул он. — А раньше не мог? Или в утильсырье нас списал?
— Да что ты, бать, — улыбнулся Сашка, — скажешь тоже. Дела все. Дела, понимаешь? — Он схватил отца и, точно пушинку, поднял на руках. Опустил.
Аркадий Петрович отмахнулся, как от шмеля.
— Да не сердись, бать. Говорю же, дела держали. Вот выкроил время, на рыбалку на воскресенье пришел приглашать. Пойдешь?
…Воскресный день выдался теплый. Отец и сын сидели на своем излюбленном месте. Аркадий Петрович, соскучившийся по рыбалке (до Сашкиной женитьбы он только и пропадал с ним на озере, без сына рыбачить не ходил), был счастлив.
— Бать, — промурлыкал Сашка, придвинувшись вплотную к отцу, — я лодку с мотором надумал покупать.
— С мотором — это хорошо, —
— Да я б с удовольствием, — крякнул Сашка, — только понимаешь, трехсот рублей не хватает. Может, одолжишь, а? С возвратом.
— Да ладно уж. Без возврата обойдусь. Подумаешь, на курорт летом не съезжу.
Сашка взвизгнул.
— Ну, бать, самым первым моим пассажиром будешь! Завтра же!
Месяца через три Аркадий Петрович бегал трусцой мимо Варвары Семеновны и выкрикивал:
— Четвертый месяц носа не кажет! И кого только ты мне породила!
Накричавшись, набегавшись, он успокоился и опустился на стул.
— Как считаешь, мать, — выдохнул он, — когда этот душегуб придет? И придет ли вообще?
— Придет, — послышался ответ. — Куда ему деться-то? Не сегодня-завтра заявится. Мотоцикл, слыхала, надумал он покупать.
Зульфар Хисматуллин
Уфимский писатель. Десять книг своих рассказов издал в одиночку и, наконец-то, оказался в коллективе…
Однажды в нашу двухкомнатную квартиру позвонил молодой человек и, войдя, протянул записку: «Приюти моего Салимьяна на время сдачи вступительных экзаменов. С приветом Гарифьян», — прочел я, и теплая слеза радости, приправленная воспоминаниями далеких лет, скользнула по щеке. То писал друг моего детства, с которым мы не виделись целую вечность.
Вытерев со щеки сентиментальную влагу, я взглянул на парнишку и обомлел: точнейшая копия отца!
— Проходи, Салимьян, будь как у себя дома!
Не по-деревенски смело пройдя в переднюю, парень открыл свои чемодан и извлек из его недр жареную курицу.
— Это вам гостинец! — гордо сказал он.
— Спасибо, сынок, — проговорил я. — Курица — вещь питательная.
По окончании вступительных экзаменов сын друга моего детства подался в деревню. А за два дня до начала занятий в институте снова объявился у нас. В коротенькой записке Гарифьян извещал: «Если не возражаешь, пусть Салимьян с месячишко пробудет у тебя. Общежитие у них пока не достроено».
— Какие могут быть разговоры! Живи хоть целый год! — сказал я.
Правда, с его воцарением в нашем доме возникли некоторые неудобства. Из-за нехватки квадратных метров своих дочек мне пришлось отправить на жительство к малодетному свояку…
Пять лет, что у нас прожил Салимьян, промелькнули незаметно. Дочек я навещал по воскресеньям.
Получив диплом, сын друга моего детства отбыл к месту назначения. И с тех достопамятных пор ни слуху от него, ни духу.
Но вот однажды в нашу квартиру позвонили. Я открыл. На пороге стоял незнакомый парень. Он протянул мне записку: «Приютите моего Бикьяна на время сдачи вступительных экзаменов. С пламенным сельскохозяйственным приветом Салимьян», — прочел я и, взволнованно взглянув на парнишку, обомлел: то был вылитый Салимьян!