Урановый рудник
Шрифт:
— Да помолчите же вы, наконец! — резко оборвал его саркастическую тираду Холмогоров, и Завальнюк действительно замолчал — надо полагать, от удивления. — Слушайте! Слышите?
— Ничего не слышу, — заявил через некоторое время Завальнюк.
— Да замолчи ты! — рявкнул на него Петров и поднял кверху палец, прислушиваясь. — Есть! — радостно воскликнул он. — Там! Кажись, машина.
Теперь и остальные услышали отдаленное прерывистое гудение автомобильного мотора, которое становилось то тише, то громче — очевидно, в зависимости от рельефа местности. Потом слева, почти под прямым углом к первоначально избранному подполковником направлению, над верхушками деревьев возникло размытое, туманное свечение,
Вопя во все горло, Петров бросился в ту сторону, немедленно споткнулся обо что-то и с треском забурился в кусты. Висевшая у него за спиной на брезентовом ремне снайперская винтовка с глухим лязгом вошла в соприкосновение с каким-то твердым предметом. «Не иначе как с головой», — мельком подумалось Холмогорову. Подтверждая его догадку, с хрустом ворочавшийся в буреломе Петров негромко, но с большим чувством помянул какую-то Люсю, с которой, кажется, намеревался вступить в предосудительную связь сразу же по возвращении домой, а может быть, и прямо тут, на месте.
Завальнюк перепрыгнул через брыкающиеся ноги участкового и устремился вперед, боясь упустить мигающее сияние фар. Холмогоров задержался, чтобы помочь, но Петров пробормотал: «Идите, идите, я сам, в порядке я», и Алексей Андреевич побежал за подполковником, тем более что Петров уже не лежал, а стоял на четвереньках и, кажется, действительно был в порядке.
На дорогу они вывалились совершенно неожиданно и стали как вкопанные, с наслаждением подставляя слабому ночному ветерку искусанные комарами, вспотевшие лица. Звук двигателя приближался, а отблеск фар сделался уже таким ярким, что позволял худо-бедно различать очертания предметов.
— Во! — воскликнул Петров, с треском выдираясь из кустов. Он вышел на дорогу последним, но, кажется, первым сориентировался на местности и понял, куда их занесло. — Мать моя женщина! Да это ж насыпь! Узкоколейка, мужики!
Недоверчивый Завальнюк перебежал дорогу, взобрался, хрустя гравием и шурша высокой травой, на насыпь и наклонился, разглядывая что-то у себя под ногами. В траве коротко блеснул и погас луч его фонарика, и сейчас же раздался металлический стук.
— Точно, рельсы! — крикнул Завальнюк, продолжая стучать фонариком по железу.
Он сошел с насыпи и присоединился к своим спутникам.
— Держи, — неожиданно сказал Петров и протянул подполковнику его пистолет.
Завальнюк взял пистолет молча, без комментариев, и сейчас же оттянул затвор. Петров уже тащил через голову ремень винтовки, и лишь теперь Холмогоров понял, в чем дело: автомобиль, двигавшийся со стороны рудника, из владений Кончара, не сулил им ничего хорошего. Вряд ли его размалеванные, утыканные перьями, вооруженные до зубов пассажиры окажутся столь любезны, что согласятся подбросить их до поселка; ожидать можно чего угодно, но только не мирной беседы.
И в то же время Холмогоров, как ни старался, не мог ощутить надвигавшейся на них угрозы. Оттуда, со стороны рудника, действительно приближалось что-то нехорошее, но угрозы не было — не было совсем, абсолютно, и лишь теперь, когда угрозы не стало, Алексей Андреевич понял, что ощущал ее постоянно, с того самого момента, как очутился в Сплавном.
— Не торопитесь стрелять, — негромко сказал он своим спутникам. — Там что-то непонятное… Надо сначала взглянуть.
Завальнюк повернул к нему голову, и в разгорающемся, крепнущем свете фар Алексей Андреевич увидел… нет, не лицо, а всего лишь складчатый цилиндр накомарника. Однако даже в складках мелкой сетки ему почудилась ироническая усмешка подполковника; впрочем, усмешка эта могла быть плодом его воображения.
В следующее мгновение
Вскоре, однако, недоразумение разъяснилось. Автомобиль оказался самым обычным, в меру потрепанным грузовиком «ГАЗ-66», который двигался какими-то странными рывками, рыская от обочины к обочине и временами даже цепляя бампером то высокую траву, разросшуюся на насыпи узкоколейки, то кусты на противоположной стороне дороги. Двигатель злобно ревел на чересчур высоких оборотах, но машина шла удивительно медленно — на первой, от силы на второй передаче, как будто под ней была не укатанная грунтовая дорога, а глубокая, по ступицы колес, вязкая грязь.
— Действительно, странно, — негромко произнес Завальнюк, опуская направленный в ветровое стекло грузовика пистолет. — Пьяные они, что ли?
Неожиданно для всех Петров выпрямился и шагнул с обочины на дорогу. Винтовку он небрежно держал под мышкой, а левую руку выставил перед собой открытой ладонью вперед, требуя остановиться. Грузовик продолжал переть прямо на него, не меняя скорости и не сворачивая; в самый последний миг Петров зайцем отскочил в сторону, испуганно помянув черта.
Грузовик, будто тоже испугавшись, вильнул, с треском пропахал широкую просеку в придорожных кустах, врезался в дерево и, наконец, заглох со звуком, удивительно похожим на вздох облегчения. В кроваво-красном свете его габаритных огней стало видно, что задний борт его буквально изрешечен пулями; потрепанный, ветхий брезентовый тент также был во многих местах продырявлен, а одна из спаренных шин заднего моста свисала бесформенными клочьями рваной резины. За грузовиком, оставляя в пыли длинный извилистый след, тянулся обрывок какой-то проволоки, привязанный, кажется, прямо к задней оси.
Правая, пассажирская дверца кабины отворилась с протяжным ржавым скрипом, и оттуда вывалился какой-то человек — странно низкорослый и щуплый, одетый тоже как-то странно и непривычно. На него тут же коршуном налетел Завальнюк, вцепился в плечи, встряхнул, как тряпичную куклу, и почти волоком потащил вперед, на освещенное фарами место. Здесь он еще раз по инерции встряхнул свою жертву и тут же, разглядев, с кем имеет дело, выпустил и растерянно отступил на полшага.
Перед ним была девушка — не девушка даже, а девочка, почти ребенок, худенькая и невысокая, в каком-то невообразимом платье, более всего похожем на подпоясанный веревкой брезентовый мешок с дырками для головы и рук, в неуклюжих, явно самодельных лыковых лаптях, с опухшим от слез, покрытым грязными разводами лицом. В руке она держала какую-то тряпку; как только Завальнюк ее выпустил, девушка начала падать, и Петру Ивановичу пришлось подхватить ее под мышки.
— Шелест, — непонятно пробормотала она. — Шелест… там… помогите. Худо ему…
Петров и Холмогоров полезли в кабину и вдвоем вынули из-за руля паренька лет семнадцати в чересчур просторном для него маскировочном комбинезоне. Вслед за ним, бренча, потянулся зацепившийся за что-то автомат; Петров с совершенно не милицейской небрежностью отцепил его и швырнул обратно в кабину. Парень, казавшийся полумертвым, вдруг ожил, напрягся, засветил Петрову кулаком в глаз — скорее всего случайно, ибо его собственные глаза, хоть и были широко открыты, вряд ли хоть что-нибудь видели, — и громко, на весь лес, заорал что-то бессвязное, матерно-блатное, с часто повторявшимся именем Кончара. Присутствующие не сразу поняли, что парень поет, а когда поняли, слегка растерялись. Тут мальчишку обильно вырвало — Петров едва успел увернуться, — и он наконец замолчал, тяжело, со свистом дыша широко открытым ртом.