Уравнение Бернулли
Шрифт:
А вдруг — абсолютно неожиданная улыбка судьбы. Или — на иной вкус — антихриста ядовитая ухмылка. Затащила к себе на долгожданное новоселье Олеська, подруга сердечная, мол, развеешься чуток, заодно поможешь, сколько сможешь, подскажешь чего-нибудь в нужный момент — дело-то суетное, мало ли.
И Рита не смогла подруге отказать, пошла, даже не имея намерения сколь-нибудь существенно «развеиваться». А вышло…
В общем, выпила Рита немного совсем, но опьянела, видимо, изрядно. Если это, конечно, обыкновенным опьянением было. А там все крутили и крутили одну и ту же кассету, где стареющая, несмотря на все ухищрения,
И Риту эта песня как-то вдруг очень проняла, хотя по возрасту и она «примадонне» в дочки годится, и молодой человек, на грех, откуда-то взялся — потом лишь выяснилось, что это друг младшего Олеськиного брата, который вместе с ним в колледже, в смысле, техникуме учился.
И очутилась Рита с этим мальчиком в пустой квартире Олеськиных родителей, которые на новоселье дочери беззаботно пировали до самого утра.
А утром Рита с ужасом и одновременно ликованием осознала, что ведь случившееся с ней, как ни глупо оно звучит, — первая любовь. Ибо ничего, ну, абсолютно ничего равного этому ощущению она никогда еще не испытывала, хотя была уверена, что раза два-три определенно любила, как все нормальные люди. А тут вдруг выяснила, что любовь — это когда, говоря по-старинному, занимается дух.Вот ведь целые эпохи прошли с тех пор, как данное выражение было изобретено, но равноценной замены ему — нет. Что показательно. И дурачок этот семнадцатилетний в нее, двадцативосьмилетнюю дуру, влюбился не на шутку. Если бы хоть один из двоих удержался в здравом уме, все закончилось бы не слишком болезненно. Даже и — несмотря на огласку. Если бы Рита не была серьезно больна, тоже рано или поздно — перемололось бы, как говорится.
И, осознав со всей обреченностью, что друг без друга не протянуть им и дня, отчаянные любовники, стоически перенеся несколько диких, изнурительных скандалов с родней, сняли квартиру в получасе езды от родного города. В захудалом одном городишке.
— Что ж, — трагическим голосом сказал Анатолий Викентьевич дочери на прощанье, — езжай. Мы от тебя не отрекаемся, ты — наш крест, который мы пронесем до конца, что б ни случилось. Однако в любовь твою долгожданную, запоздалую и романтичную я лично не верю. Хотя ты знаешь, что «любовь» для меня — далеко не пустой звук. Но у тебя — только махровый эгоизм, и ничего кроме.
— И все же папа, я — люблю.
— Себя. Только себя. Столкнувшись с бедой, ты решила, что весь мир тебе крупно задолжал. И ничуть не колеблясь, ломаешь жизнь ни в чем не повинного пацана, у которого, как теперь говорят, — «гормоны». То есть — хоть день, да мой? Или еще проще — урвать, хоть под конец, урвать чего-нибудь назло всем!
— Но я колеблюсь, папа! Я ужасно терзаюсь, проклинаю себя, только ничего поделать не могу. Да и Алешечка, клянусь тебе, вцепился как клещ!
— Если б я не знал твоей способности принимать и выполнять свои решения. Но я знаю…
— Э-эх, папка, родной ты мой, любимый!..
— Не надо. Пожалуйста, не надо. У меня ж нет такой твердости характера…
И они уехали, взяв с собой самый минимум вещей. И Ромка, вопреки тайным Ритиным надеждам, тоже поехал. Хотя к деду был явно больше привязан, чем к ней.
— У меня же есть
Кстати, на новом местожительстве его неожиданно легко приняли в школу. И только потом случайно выяснилось, что произошло это благодаря тайному старанию завучихи вечерней школы Алевтины Викторовны.
Когда все разбрелись по своим плацкартам и комнаты осветила огромная луна, освободившаяся-таки из влажных, рыхлых объятий облака — существа среднего, как ни крути, рода — Рита вдруг вспомнила, что днем планировала допустить до себя Алешечку. Однако сейчас представить его в своей постели было слишком тягостно.
И тут взгляд Риты совершенно случайно упал на висящий над кроватью образок. И показалось в неверном лунном мерцании, что взгляд Бога сделался вдруг поразительно живым.
«Господи, возьми меня наконец!» — подумала, всего лишь подумала Рита.
«Нынче же?» — удивленно поднял брови Он.
«Да».
«Ну, иди уж…» — ответил беззвучно, однако предельно отчетливо Господь.
— Алешечка! — несколько громче, чем следовало, позвала Рита.
А тот и не спал вовсе. Либо из-за кофе, либо — так… Спал ли Ромка — значения не имело. Вполне вероятно, что парень таился, однако ведь Рита призвала возлюбленного отнюдь не для любовной игры.
— Что? — Он присел возле ее кровати на корточки. По полу дуло.
— Я сегодня умру, Алешечка.
— Но…
— Не перебивай, любимый… В общем, прости меня, если сможешь, и забудь. Похороните меня тут, у них, в лесочке. Там классно, я смотрела. А то у нас в городе… Нет, если суждена мне «геенна огненная», то пусть не на этомсвете. Хватит с меня и того.
И Рита впрямь отключилась. Будто бы и без особых причин.
Конечно, Алешка заметался, Ромку с постели как сдуло, побежали к соседям в скорую звонить, и местная скорая прилетела, как всегда, моментально.
Однако в чувство Риту привести не смогли. На глазах многочисленных зрителей — а ведь набежали и соседи — у ней начался стремительный отек ног, несколько позже — рук, страшно побагровело лицо. Но умерла тем не менее неожиданно — в один миг. Только напряглась и тут же обмякла. И все…
Ее даже на вскрытие не возили. Оказывается, в малом городке это — запросто. Вызов скорой был далеко не первый, потому и бестрепетно записали в документе: «Острая почечная недостаточность на фоне сахарного диабета». А говоря по-простому, «отказали почки».
С похоронами соседи здорово помогли, а то б безутешному папе Толе совсем лихо пришлось. Соседи даже и на скромный веночек собрали. Оказывается, традиция у них такая. И независимо — столбовой ты в доме жилец или второсортный. И одна из соседок вполне натурально рыдала на похоронах, так рыдала, что пара других, сдержанно прослезившихся старичков, супругов видимо, вынуждена была поддерживать ее под руки.
— Спасибо тебе, Алексей, — сказал Анатолий Викентьевич на девятый день, — ты скрасил последние дни нашей несчастной Риты, сердечное спасибо. И — извини.