Уравнение со всеми известными

Нестерова Наталья Владимировна

— Расскажи мне об Игоре, — попросила Таня. — Почему ты считаешь, что он такой… такой двуличный?

— Вовсе не двуличный. — Анна перебралась к сестре и обняла ее. — Он как раз очень прямой человек. Просто нужно слушать, что он говорит. А за гримасами иногда получается противоположный смысл. Он артист и здорово этим пользуется. Я, признаться, никогда не думала о нем как о мужчине. Но если попытаться сформулировать… Какой-то комплекс у него, безусловно, есть. Возможно, считает себя некрасивым или что-нибудь в этом роде. Всю жизнь девиц, как бусинки, одну за другой нанизывает.

— И теперь устал от этого. Он ведь мой ровесник. — Татьяна пыталась найти аргументы в оправдание Игоря, хотя Анна обвиняла не его, а сестру.

— Танюша!

Поверь мне! Ты совершенно не знаешь этот тип людей. То, что ты видишь, — даже не верхушка айсберга, а круги на воде. Там очень большие деньги и поэтому очень большой азарт. И невероятная работоспособность и выносливость. Они работают по двадцать часов в сутки неделями, месяцами: крупно рискуют и крупно выигрывают — а это колоссальный расход энергии. Чтобы после такой работы отдохнуть, не релаксация под Лунную сонату нужна, а короткая сильная встряска — встречная волна, которая погасит возбуждение. В тихом семейном кругу у камина он будет продолжать думать о сделках, прошлых и будущих, а какая-нибудь мастерица постельных дел со сногсшибательной внешностью вывернет его наизнанку и заставит хоть ненадолго забыть обо всем. И душевной привязанности не потребует, и сцен устраивать не будет — только денежки гони. Он наутро о ней забудет, он купил то, что хотел, — гормональный выплеск накопившегося заряда.

— Тогда почему Игорь проявил интерес ко мне? Аня, он ведь первый стал звонить, в рестораны приглашать, а потом вот эта поездка.

— Не знаю. — Анна развела руками. — Разнообразия захотелось. Спортивный интерес — совратить замужнюю женщину, да еще из компании таких воображал, как Вера и я. Понравилась ты ему, наконец. Красивая женщина — почему не моя? Мужской инфантилизм сродни детской жадности — все хорошие игрушки должны быть моими.

Анне легко рассуждать, она в семнадцать лет вырвалась из домами закрутилась в хороводе: Москва, заграница, бизнес, деньги. А что видела Татьяна? Каждый день шесть уроков — голос садится к вечеру, ноги гудят. По выходным тетрадки, уборка квартиры, выбивание ковров. Летом огород и сад, осенью консервирование. Не заготовишь двести банок — есть зимой будет нечего. Самые яркие события — застолья с песнями и плясками. Каждый день похож один на другой, каждая зарплата рассчитана до копеечки. А мир, оказывается, как в “Клубе кинопутешествий”, полон красок и удивительных мест. Анна говорит, что Игорь ее, Татьяну, использует в качестве дешевой шлюшки. Это еще как посмотреть — кто кого использует. Она ему на шею не вешается. Хотя Игорь — совершенно необыкновенный. Не человек, а карнавал. Она в двадцать лет себя не чувствовала такой молодой и задорной, как сейчас. А сестре нужно обязательно все грязью облить, вернуть ее в стойло постылой жизни. Не выйдет! Да! Точно! Она, Татьяна, женит Игоря на себе — и всем им покажет, что такое провинциальная училка преклонных лет. Не глупее вас, столичные куклы! Ничего не говорить Анне. Пусть успокоится.

— Что ты молчишь? — спросила Анна. — О чем думаешь?

— Ты во всем, наверное, права, сестричка. — Татьяна тяжело вздохнула. — У меня кризис. Но такой сладкий! Ты меня сейчас не дергай, ладно? Я сама во всем разберусь. И тень распутной сестры, — усмехнулась Таня, — на тебя не падет.

— Я не о себе беспокоюсь, — торопливо вставила Анна.

— Конечно, я понимаю. — Татьяна постаралась, чтобы ее слова прозвучали искренне. — Давай спать, уже поздно. Тебе завтра на работу.

Сестра со знанием дела описала, как новые русские бизнесмены снимают стрессовые напряжения. А она сама? Демонстративно хранит верность Юре. Верный признак того, что через несколько лет превратится в замшелую моралистку или в ханжу. Ради чего она живет? Детей не видит, семьи нормальной не имеет. Значит, ради денег, карьеры? Привычка командовать уже вошла в ее натуру. Всех — подчиненных, друзей, родных — Анна держит на коротком поводке

и учит, как нужно жить. Стоит кому взбрыкнуть — рывок, и ошейник сдавливает горло — не сметь перечить. Кто бы мог подумать, что золотушная Анька, с вечно сбитыми коленками и двойками по русскому, станет железной леди! Едва не поссорились.

Она на меня взъелась, я разозлилась — плохо! Она снисхождения ко мне не испытывает, я к ней жалости не питаю — совсем мерзко. Мы ведь любим друг друга — и чего не поделили?

— Ань, ты спишь? — позвала Татьяна сестру. — Спишь? Нюрочка, я тебя очень люблю!

— Угу, — откликнулась Анна. — В десять тридцать совещание одноразовых шприцов.

Таня тихо рассмеялась: сестра с детства говорила во сне. Фразы, как правило, были потешны своей абсурдностью. А когда Аню утром будили в школу, она отбивалась и бормотала:

— Я встаю, встаю! Просто я лежа встаю!

Глава 6

Смерть Луизы Ивановны, необходимость побыть с детьми, рождение двойняшек Колесовых, недельное женское недомогание, командировка — и в итоге Анна почти месяц не виделась с Сусликовым. Ехала к нему в Загорье и замирала от нетерпения — соскучилась. Кажется, Дима обиделся на ее бесконечные отказы. Сегодня она ему позвонила сама, и он будто удивился и растерялся. Ну, Суслик, погоди!

Анна бросилась ему на шею, не обращая внимания на настороженное выражение Сусликова лица. Каменно-твердое тело Димы расслабилось, а потом снова напряглось, но уже от других чувств. Новый диван выдержал первое испытание на прочность, скрипел всеми своими пружинами и соединениями, но не развалился.

— Есть хочу, помираю, — сказала Анна. — Я купила эклеры и домашнюю колбасу.

Она нагишом прошествовала в прихожую и вернулась с пакетом. Разложила на постели пирожное и колбасу, сунула Диме бутылку с вином и штопор.

— Верх дурных манер, — Анна отломила кусочек колбасы, откусила, а остаток отправила Диме в рот, — даже руки не помыли. — Отхлебнув вино из горлышка, она передала бутылку Диме и принялась за эклер. — О, как вкусно! Экзотик! Суслик, что тебе напоминает вкус копченого мяса, смешанного со сладким сливочным кремом и запитого саперави?

— Утехи с блудницей.

— Блудница, надеюсь, это я?

— Вне всякого сомнения.

Анна перестала жевать. Она дурачилась, но он говорил совершенно серьезно. Вынужденная разлука отбила у нее желание выяснять отношения — встретились наконец, и хорошо, и ладно, и радостно. Дима, напротив, за месяц одиноких вечеров и неутешительных раздумий пришел к выводу, что надо что-то менять в их жизни. Теперь ему, а не ей требовалась определенность и уверенность в завтрашнем дне.

— Нюра, ты меня любишь? — спросил он.

— Безумно, почти как эклеры, — пыталась отшутиться Анна.

— А без “почти” что остается?

Анна убрала остатки еды, накинула его рубашку.

— Суслик, чего ты хочешь?

— Я определенно знаю, чего я не хочу. — Он сделал ударение на “не”. — Я не хочу зависеть от твоей работы и постоянно замирать — сможешь ты вырваться или нет. Я не хочу в одиночестве смотреть вечерами телевизор и ждать твоего звонка с очередным сообщением, что ты не сможешь приехать. Я не хочу быть секс-аппаратом для удовлетворения бизнес-леди, который она включает по мере возможности и желания.

— Как ты можешь говорить такое! — поразилась Анна. — Я люблю тебя! Какой аппарат! Что за мерзость ты несешь?

— Тогда почему ты прячешься, скрываешь наши отношения? — Сусликов многое передумал и много упреков накопил.

— Дима, но я замужем! О том, что собой представляет мой муж, знают только самые близкие. Для всех остальных я нормальная замужняя женщина. Ты хочешь, чтобы сплетничали о том, что у меня есть любовник?

— А ты хочешь и рыбку съесть, и в дамки влезть?

— Не смей со мной так разговаривать! — вспыхнула Анна.