Уравнение времени
Шрифт:
— С кем? — воскликнул Кондрат.
Да так, что Саша осмелилась выглянуть из-за спины товарища: уж больно ей хотелось на лицо мага посмотреть.
— С гадами, Кондратий Марфович. С гадами.
— С червями?!
— Нет, с людьми, — усмехнулся Звеновой. — Но очень плохими.
— А! — махнул рукой колдун. — Тогда за Прасковью можно не переживать! Она у меня такая. С любым супостатом справится!
— Мне бы твою уверенность… — ошарашенно пробормотал Звеновой.
Но так, чтобы Кондрат не мог его услышать.
***
—
— Давно! — нетерпеливо крикнул Кондрат. — Давай, мой друг Борис! Начинай играть свою музыку времени!
Колдуна насилу уговорили отправиться вместе со всеми — он всё рвался пойти за своей Прасковьей, и немедленно. Но Иннокентий, отозвав братца в сторону, шепнул что-то ему на ухо… — Кондрат, хоть и нехотя, а согласился.
«Интересно, почему?» — Саша во все глаза смотрела на Кондрата.
Глаза колдуна горели, губы что-то шептали. Имя возлюбленной?
И был перелет — сквозь разноцветные всполохи, и Борис играл так же божественно, как и всегда. Вот только, в его музыке уже не было тревожности, как во время предыдущего полета. А вскоре показался и знакомый черный утес, и башня на нем. У подножия которой сидел…
— Савелий? — От Кондрата шибануло волной света. — Ты меня нашел, братишка! Ты все-таки научился обращаться полностью!
Миг, и маг приземлился возле огромного черно-белого рыся. Обнял крепко-крепко, чмокнул бестолково, в кисточку уха. Отстранился… Рысь внимательно так смотрел на Кондратия какое-то время. А потом снял с шеи зеленую капельку-кулон на цепочке.
— Отдашь своей зазнобе, — сказал. И вдруг перевел взгляд на Сашу: — Прости старика, не удержался. Очень уж за вас переживал.
— Ты о чем, братишка? — опешил Кондрат.
Но от рыся остался только светящийся портал.
— Ты хоть что-нибудь понял? — Кондрат посмотрел на Иннокентия.
— Как знать, — уклончиво ответил тот. — Как знать… Пойдемте же на смотровую. Найдем твою Прасковьюшку.
— Твоя правда! — Кондрат помчался в башню.
Борис, схватив смычок от скрипки, понесся за ним.
А через несколько минут Иннокентий и Звеновой настроили хитроумный прибор — на белом ватмане беззвучно забухали взрывы Великой Отечественной. Полетели самолеты с черно-белыми крестами бомбить мирные города и села. Солдаты в серой форме направили дула винтовок — в том числе и на стариков и детей…
— Как же там Прасковьюшка? — От былой уверенности Кондратия не осталось и следа. — Давай, братишка, ищи ее скорее! А еще лучше, отправляй меня на войну немедленно, я сам ее найду!
— Не торопись, сперва напишем уравнение. — В голосе Иннокентия был целый компот эмоций. Было видно: его тоже шокировало увиденное, и еще как!
— Уравнение? — В глазах Кондрата стоял ужас. — Напишем? А быстрее никак нельзя?
— Можно, — сказал Борис. —
— Священную войну, — опередил девушку Звеновой. — Но инструмент нужен попроще, народный, так сказать. Баян или аккордеон есть?
Призрак, бросив смычок, умчался к себе на островок. Вернулся уже с аккордеоном.
— Сашка, споешь? — продолжил распоряжаться Николай. — А то я, сама знаешь…
— Попробую, — неуверенно произнесла девушка.
Насколько она успела себя узнать, ей никогда удавались подобные песни. Вот и в этот раз, стоило ей запеть «пусть ярость благородная вскипает как волна», как к горлу подкатил предательский комок, и голос сорвался.
— … Идет война народная… — Смотровую затопил шаляпинский бас. — Священная война.
Амвросий пел. Пел хорошо поставленным голосом клирика, привыкшего к многочасовым службам. Пел так, что все присутствующие (и псы в том числе) выпрямились в струнку.
— Дадим отпор душителям… — Это была уже не песня — молитва. — Всех пламенных идей. — В пение инока начали вливаться звуки. Борис подобрал мелодию. — Насильникам, грабителям, мучителям людей. Пусть ярость благородная…
И не перебивая пение брата, но вплетаясь в него лиричными нотками, тихонько мурлыкала Саша — но уже совсем другую мелодию. Потому что Кондрату надо было не просто попасть на войну. Ему надо было разыскать Прасковью.
… О тебе мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышал и ты,
Как тоскует мой голос живой…
Когда брат и сестра закончили петь, Кондрата на смотровой площадке уже не было.
— Ушел, — в глазах у Иннокентия стояли слезы. — Ушел на войну братец. И… Знаете что, друзья? Я все-таки вернусь на Землю. Вместе с вами.
— Ура, деда! — завопила Саша и повисла на шее у молодого человека. А потом вдруг бросилась к Звеновому: — Ура, Колька! Ур-а-а!
— А я… — Борис с хитрой улыбкой смотрел то на Звенового, то на Сашу. — Я вас, пожалуй, провожу.
И призрак заиграл снова, на этот раз смычком на воображаемой скрипке — о любви?..
***
Сад возле здания института МИ не просто существовал — он цвел и благоухал.
Заливались невидимые глазу соловьи. Жужжали над цветами тяжелые шмели. Пахло липой.
— Хорошо хоть, комаров нет, — обалдело произнес Звеновой. — Сколько же нас не было, что все расцвести успело?