Урочище Пустыня
Шрифт:
– Действительно, зачем? Приходи, как привык…
Она легко перешла на ты.
– Кстати, тебя не было на раскопе прошлым летом? Кого-то ты мне напоминаешь, – на мгновение задумалась она, приставив расческу к подбородку.
– Прошлым летом я был немного занят: годовщина свадьбы, адюльтер, бракоразводный процесс, дележ совместно нажитого имущества…
– И много его было?
– Имущества? Стандартный набор. Квартира, машина, дача…
– И где ты теперь живешь?
– У друзей, знакомых, бывших сослуживцев и добрых женщин. А если
Юля не стала делиться подробностями своей личной жизни. Зато Аля рассказала о себе все. Что касается интимно-семейной стороны дела, то первый ее муж медленно запрягал, но быстро ездил, второй быстро запрягал, но никуда не ехал, третий ездил исключительно налево. Со всеми пришлось расстаться. Не повезло женщине…
– И вот когда это меня окончательно доконало я говорю своему бывшему: все, хватит, подаю на развод! И знаешь, что он мне сказал? «Хорошо, милая. Я пока футбол досмотрю…» Вот сволочь! А на прощание выдал: «Ну нет среди уборщиц стюардесс!» Вот ведь гад!
Она тараторила без умолку, а когда подстрижка была закончена по-свойски предложила:
– Так заходи к нам вечером, одиноким и несчастным.
– Говори за себя, – осадила Алю Юля.
– А что? – возразила Аля Юле.
– Не могу, – сказал Садовский. – У меня – свидание…
Взгляд брюнетки говорил: «Ну и скатертью дорога». От ее приветливости не осталось и следа.
С тех пор как он развелся со своей красавицей-женой его стали привлекать серые мышки. Не то чтобы они нравились ему, нет. Привлекали. Его опыт говорил о том, что это самые лучшие, самые благодарные женщины…
«Не такая уж она и серая, эта мышка», – подумал Садовский, когда Светлана вошла в ресторан. Одета она была так же, как и утром – просто и непритязательно. Но лицо ее заметно преобразилось. Во-первых, не было очков. Сменила на контактные линзы? Во-вторых, появились следы макияжа. Все в меру. Без налета вульгарности. Был и высокий каблук, визуально удлиняющий ее и без того захватывающие своей протяженностью ноги. Да, бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как идет женщина на шпильках. Отторжение вызывали лишь белые полупрозрачные чулки. Он не любил такие. «Ты не смотри на ее ноги. Смотри на личность. И на свою наличность…» – предостерег его внутренний голос.
– Умна, собою хороша, светла она. Не потому ли, что зовут ее Светлана? – продекламировал он, вставая ей навстречу.
– Я вижу вы хорошо подготовились…
Она мельком взглянула в предложенное меню и попросила подошедшего официанта принести стакан апельсинового сока.
– Больше ничего не желаете? – спросил он, как-то сразу заскучав.
– Больше ничего. Я не голодна… – это уже Садовскому.
Светлана осмотрелась по сторонам. Он понял: городок маленький, слухи распространяются молниеносно.
– У меня всего полчаса, – предупредила она.
– Выпьете чего-нибудь?
–
– Как трудно с девушкой, которая не пьет и спать ложится ровно в девять! Хотя… вряд ли это можно назвать недостатком.
Помолчали.
– Расскажите о себе, – попросила она, наблюдая, как он ковыряется вилкой в салате.
– Я думаю, начать надо с самого главного – семейного положения.
– Не обязательно. Все равно всю правду я от вас не услышу.
– Всю правду о себе не знает никто.
– Говорить вы умеете…
Садовский не стал допытываться, его она имела в виду или какой-то собирательный образ, с которым он у нее ассоциировался. Но это было уже не важно. Очевидно, он уже классифицирован, разобран на элементы и определен в специально отведенную ему ячейку. С соответствующим ярлычком. Что бы ни говорил. И что бы ни делал.
– Хорошо. Не хотите о себе – расскажите обо мне.
– О вас?
– Можно в третьем лице. Да, так даже лучше…
Он задумался, но ненадолго.
– Закончила институт культуры, библиотечный факультет, незамужем. Воспитывает ребенка лет семи-восьми. Подрабатывает экскурсоводом. Что еще? Мечтает уехать из этой «дыры» куда-нибудь подальше.
– Вы специально наводили обо мне справки?
– Нет.
– У меня пед. А так все совпало. Кроме факультета. Я училась на инязе…
Она допила сок, положила под стакан купюру. Жестом остановила его: провожать меня не надо…
Попрощалась и направилась к выходу.
«Да, такую вряд ли стоит приглашать в номер, чтобы послушать православное радио и отведать сбитня», – подумал он, глядя ей вслед.
Ушла.
Ну и ладно. Зачем ее и себя обманывать? Ничего у них не получится, а двоих детей она не потянет…
К одиноким и несчастным?
Он стал замечать, что его боевые подруги теперь больше напоминают мастера Йодо из «Звездных войн», чем ангелов, эльфов и девушек с обложек гламурных журналов, а трезвый взгляд на окружающую действительность все болезненней обостряет восприятие несовершенств этого мира. И чтобы не нарушить баланс прекрасного и уродливого, установившийся в подлунном мире, и не впасть в черную меланхолию заказал графин водки.
Ушла.
Хотелось бы отнестись к этому просто. Но просто не получалось.
«Светлана, милая душою… Но выпить тоже не дурак я…»
Он долго сидел, уставившись в наполненную до краев рюмку и слушая душераздирающий шансон в исполнении пары-тройки неряшливых музыкантов. Потом они ушли на перекур. Их сменил седеющий мальчик с синтезатором; сиротским голосом он спел про белые розы и злые морозы, напоминая большинству сидящих в этом зале о том, что молодость прошла…
«А ты, что делаешь здесь ты?» – спрашивал себя Садовский. Чужак, приехавший неизвестно откуда на старом джипе, последнем свидетеле многих славных его баталий, блистательных побед и окончательного жизненного краха, представлявшем все его движимое – пока еще, слава богу, движимое имущество…