Урод

Соловьев Константин

— Два Эно, — сказал Крэйн, чувствуя, как противно сжимает грудь. — Два Эно, господин лекарь!

— Чудесно же вы запели...

— Я обещаю!

— Хватит кричать. — Лекарь махнул рукой, постучал пальцами по колену. — Вы ставите меня в неловкое положение и заставляете меня в очередной раз подвергать испытанию мое чувство жалости. Что ж, думаю, я могу дать вам отсрочку в два Эно. Но только если вы обещаете как можно быстрее выплатить свои долги.

— Согласен! — В эту секунду Крэйн готов был пообещать что угодно, он согласился бы, даже если б лекарь предложил отрубить ему руку. — Я не обману вас.

— Не сомневаюсь...

Лекарь легко поднялся и

шагнул к двери.

— Обождите здесь, — бросил он. — Мне надо пополнить свои запасы, это займет некоторое время. Оставайтесь здесь.

Когда он вышел, Крэйн с облегчением сел в чистое крепкое кресло и только сейчас почувствовал, как громко колотится его сердце. Еще два Эно! Он чувствовал себя так, словно в очередной раз обманул смерть.

Да так оно, в сущности, и было. Еще два Эно жизни! Еще на два Эно ближе к выздоровлению! Он найдет, да, несомненно, он согласится ухаживать за шууями, он будет убирать дворы, он уйдет в уличные шеерезы, Ушедшие дери вас всех, но он выплатит долг. Он станет собой. И когда он вернется в Алдион, прекрасный и с гордо поднятой головой, Орвин, поддержанный Латом, предложит ему мир.

Окунувшись в сладкую дрему после долгих часов напряжения, Крэйн улыбался, и улыбка рассекала его безобразное лицо подобно старому шраму, почти не выделяясь на его фоне. Откинувшись на стуле, он просто смотрел в потолок и даже в серой осыпающейся глине ему виделось собственное лицо.

Пробуждение было неожиданным. Сначала он услышал скрип, похожий на скрип поворачивающейся в петлях тяжелой двери, но не сразу сообразил, что способно издать такой звук.

— Там, да... Я открою.

Крэйн вскочил и, еще до того, как ступни коснулись пола, выхватил оба стиса. В дверной проем уже неуклюже продвигались боком, чтоб не задеть друг друга, два плечистых стражника в тяжелых кассах. За их спинами маячили другие незнакомые лица, на улице кто-то громко говорил.

— Ну... — Один из стражников шагнул вперед, глядя на Крэйна и закусив толстую розовую губу. — Выходи.

Кажется, это был один из тех, кто впустил его в город, но полностью Крэйн в этом уверен не был. Сегодня вместо обычных кейров в руках у них были тяжелые обмотанные кожей дубинки, и Крэйн понял, зачем они им. Страх смерти взвыл в нем, вышибая тяжелый горячий пот на лбу, но слишком поздно — он ничего не мог поделать с вбитыми в мозг рефлексами, которые взяли на себя самую тяжелую работу. Они, рефлексы, швырнули Крэйна навстречу стражниками, и они, пока стражники пытались разойтись в узкой комнате, чтоб не мешать друг другу, заставили стисы одновременно прыгнуть вперед.

Один стражник взвыл, перехватывая ладонью рассеченную ключицу, его дубинка тихо упала на пол. Другой отскочил в сторону и хитиновое острие лишь оставило глубокую борозду на его тяжелом начищенном кассе. Крэйн не терял времени, пнув его ногой под колено, он оттолкнулся локтем от стены и бросился в проем, одновременно пригибаясь.

На улице действительно было множество людей, и он на мгновение замер, сбитый с толку обилием кассов и потных напряженных лиц. В человеческом водовороте закрутились осы, глаза, бритые щеки, обтянутые кожей дубинки, грязные прохудившиеся сапоги, чье-то изуродованное старым ударом ухо...

Он успел парировать два или три удара. Прежде чем воздух, сгустившись, врезался в его челюсть и отбросил ставшее враз непослушным и чужим тело на стену. Крэйн пытался встать, он вслепую бил вокруг себя, раз или два лезвие стиса натыкалось на что-то мягкое, но понимал — он не выстоит.

Кто-то с шумным лихим выкриком подскочил к нему с боку

и острый тяжелый сапог с серыми клочьями прилипшей старой соломы врезался ему под ребра.

Переломленный чьим-то ударом стис зазвенел по мостовой. Ослепленный кровью и ненавистью, Крэйн вскочил на ноги, чувствуя себя огромной морской волной, которая, вздымаясь выше крыш, опустошает все на своем пути. Он готов был рвать голыми руками, он даже не чувствовал, есть ли у него оружие. Он хотел убивать.

— Гляди-ка, крепок... — сказал уважительно кто-то слева от него, и спустя мгновение упавшая на глаза длинная узкая тень обернулась глухой сплошной тьмой, сквозь которую не доносились даже звуки.

Он лежал на холодном полу и твердое дерево больно впивалось в ребра.

Крэйн исторг из себя хриплый кашель и, чувствуя, как звенит в голове черная пустота, перевернулся. Вырубился. Кажется, цел — привычка чувствовать свое тело сообщила, что тяжелых ран нет, обычные ссадины и кровоподтеки. Во рту не хватало одного зуба, Крэйн машинально ощупал набухшим от крови языком острый пенек и без сил вытянулся на полу. Руки и ноги отказывались повиноваться, они казались вздувшимися и чужими, с трудом открыв глаз, он разглядел на обнаженной серой коже длинные багровые пятна.

На запястьях были толстые хитиновые зажимы с хитрым механизмом. Крэйн видел такие однажды. Такой зажим могут разжать лишь двое, если правильно нажмут на скрытые крошечные рычаги. Не разорвать — ремни из пузыря шууя крепко притерлись к коже. От зажимов куда-то вверх уходили толстые крепкие веревки, для верности щедро просмоленные.

Помещение, где он лежал, было огромным — даже в свете горящих на противоположной стене вигов не было видно потолка, а сами виги казались крохотными помаргивающими зеленоватыми пятнами. Стены были из дерева — непозволительная роскошь для Триса — еще крепкого, в щель между двумя бревнами уходили веревки от его кандалов. Пол был грубым, засыпанным старой травой, которая давно превратилась в ворох невесомых клочьев. Пахло пылью и смешанным запахом пота и несвежего тела.

Тор-склет. Крэйн улыбнулся. Скорее для того, чтобы проверить, как слушается челюсть, нежели из принципа. Тор-склет Трис. Темница. Все.

Укрывшись найденным на ощупь плащом, он привалился к стене и снова рухнул в темноту.

Дверь открылась тихо, мгновенно очнувшись, он повернул на звук голову, но ничего не увидел. Порыв свежего прохладного ветра коснулся его изуродованной щеки и пронесся дальше. Крэйн сел.

— Осторожней, здесь темно.

— Давайте. Пошевеливайтесь.

Кроваво-багровыми звездами вспыхнули факелы, при их свете Крэйн разглядел, что к нему приближаются пятеро. Многовато для тюремщиков. Да и не стали бы слуги шэда тратить на него факелы, обошлись бы и вигами.

— У вас смердит здесь все, — сказал чей-то властный тяжелый голос. — Чтоб через Эно убрали отсюда эту гнилую солому.

— Сегодня же, мой шэд.

Крэйн усмехнулся в темноте. Высокий гость.

Факелы приближались к нему, ритмично содрогаясь и выпуская к потолку желтые и красные рои быстро затухающих искр. Факелы держали двое, двое перед ними шли бок о бок, спрятав за спиной руки, еще один двигался сзади. Когда факелы вырвали их из темноты, стало видно, что двое первых не скрывают руки, просто на плечах у них тяжелые плащи. За ними шли два дружинника. Ничуть не похожие на дружинников из Алдиона, они смотрели на Крэйна водянистыми безразличными взглядами убийц. Идущего сзади Крэйн не разглядел. Но что-то в его походке, что-то знакомое, но давно забытое, неприятно шевельнуло память.