Урод
Шрифт:
Она знала простую истину: чем галантнее и доброжелательнее принц снаружи, тем страшнее чудовище, которым он в итоге обернется.
— Отвяжись ты от нее, — Алекс дернул друга за рукав и провел к бару. — Чего ты ее третируешь? Коньяк?
— Стопку водки.
Прозрачная жидкость расплескалась в стопке и затем пронеслась огненным драконом по горлу Туманова.
— Я не буду. Сам понимаешь, бухой внучек Саша. Еще двинет кони тут, — усмехнулся он. — Хватит с меня трупов в этом доме.
Бровь Дмитрия приподнялась в вопросе, но друг махнул рукой, не считая бабку и трупы
— Риммка достала меня. Как будто я сам влез в петлю, и стул уже выбили из-под ног. Мы всю дорогу до твоего дома ругались из-за ребенка.
— Римма беременна?!
— В этом и причина конфликтов. Мне продолжение рода не нужно. Сейчас точно. От нее точно.
Алекс пожал плечами, не понимая, к чему такие сложности. Туманов явно привязался к этой девчонке, раз не вылезал из петли, а только ныл постоянно. Такая манера поведения была ему не по душе. Надоела или начала многого просить — за шкирку и прямиком на свалку бывших и больше не нужных. Вот проблема-то. Очередь из жадных до молодого миллионера никогда не иссякнет, можно бывших в употреблении и на склад утилизации отправлять.
Время до самого застолья прошло для всех по-разному. Алекс бродил по дому и звенел невидимыми кандалами, распинывал носком ботинка несуществующие осколки прошлого. Дмитрий неустанно сцеплялся с Риммой по любому поводу. К моменту начала Алекс был выжат скукой до предела, от него только душок гниения не исходил, а друг —взвинчен до предела, готовый насадить доставшую его Римму на нож и отправить в рот.
— Я реально готов тебя сожрать, — выплюнул он. — Как и ты поступила с моим мозгом. Ты понимаешь, где мы находимся? Это не место для истерик по поводу ребенка или, бл*ть, еще чего-то!
— Успокойся и не позорь нас, — прошипела она, когда на них стали задерживаться любопытные, длинноносые взгляды окружавших людей.
— Ты всего лишь жалкая баба, и не тебе мне указывать, уяснила? — прошептал он, сдавливая ее запястье. — Вы все, чертовы бабы, грязь под нашими ногами. Достанешь меня — буду топтать своим ботинком другую грязь.
Римма проглотила его оскорбление. Оно встало комом в горле, как горькая таблетка. И сколько не запивай — тянет засунуть два пальца в рот.
Зал огласился шумными приветствиями — и дверь отворилась, впуская пожилую даму в роскошном платье. Туманов, не раздумывая, поспешил подать ей руку.
— Спасибо, Димочка, ты само очарование, — искренне улыбнулась она и приняла его руку.
— Ну что вы, ведь женщины великолепнейшие из созданий!
Все снова зааплодировали, а лицо Риммы перекосило, как при смертельном ударе тока. Ее губы спазмом свела ухмылка.
— Урод.
***
По всей вероятности, сердце её было разбито, но это был лишь незначительный и недорогой продукт местного производства.
Ивлин Во «Незабвенная»
Торговый центр дышал легкими сотен людей, перебегавшими от одной витрины к другой, рассчитывавшимися наличными и картой то
— Я хочу шоколадное с орехами! — ее глаза загорелись, набрасываясь со страстью голодного до позитивных эмоций человека, на стойку с мороженым. — Три шарика!
Элина проталкивалась сквозь людскую массу всех фасонов и расцветок к заветной витрине. Муж плелся сзади, неохотно протискиваясь в этом желе из людских тел. Подростки в сумасшедших принтах и кепках, пожилые люди в скромном стиле, официанты, маленькие дети, как пчелы, снующие вокруг сладостей. И все это чтобы купить какое-то мороженое!
Она знала, что он медленно переставляет ноги позади нее и дышит недовольством ей в спину. Мороженое осталось чем-то единственно светлым и прохладным в ее жизни на фоне вечно мрачного мужа и кипящих очагов невысказанных слов и не разразившихся скандалов их семейной жизни.
То ли дело Дима… Распускающий ее густые волосы, постоянно стянутые в тугой хвост, оживляющий ее пухлые губы яркой помадой, которые она всегда раздраженно или даже зло поджимает…
— Ты оглохла, Лина? — снова голос Миши, снова готов растерзать ее за что-то.
Элина очнулась от грез о Диме, и миражи красивой и желанной себя в зеркало его квартиры растаяли, оставляя после себя грязный осадок на стеклянном стакане. Продавец третий раз спрашивал ее, что она будет заказывать.
— Простите, ради бога. Шоколадное, с орехами, три шарика. — Она развернулась к мужу, который уже заглядывал под блузку молоденькой девушки, сидящей с подругой напротив. — А ты не мог сделать за меня заказ? Я же сказала, что хочу.
— Тебе надо, ты и заказывай, — донесся ответ откуда-то издалека. Пытаться представить очертания груди этой рыжей было куда боле интересным занятием. — В каких облаках ты витаешь, Лина?
Она молча забрала свое мороженое и двинулась дальше, не чувствуя такого желанного таяния шоколада во рту. Только холод и зубы сводит. Еще орехи колют десны. Вот во что любимый муж превращал даже самые мелкие радости в ее жизни.
Мысли о Диме были тем самым шоколадным ликером, что растекался по языку, играл с ним, дразнил, бросал вызов его скучной повседневности плоских утех. Он был острым, пряным, опьяняющим, дерзким. Она поняла, что уже точно изменила мужу — когда ее душа сделала ставку не на человека, с которым прожила несколько лет.
— О господи, какая ужасная жилетка, — воскликнула она, проходя мимо витрины с распродажей зимней одежды.
— Ну да, — Михаил всмотрелся в ценник, — восемьдесят тысяч.
— Не в этом дело! В такую сумму какая-то фифа оценит жизнь, возможно, не одного животного.
Вздох, которым наградил ее муж, был красноречивее слов. Настолько, что ее мороженое скисло, а орешки на нем почернили. Сам воздух, что он выдохнул, был пропитан презрением к ней.
— Твое презрение отравляет воздух, — прошептала Элина и зашагала дальше, уже ненавидя мороженое в своих руках.