Уродина. Книга вторая. Стрела в печень
Шрифт:
Похоронили Анну на евангелическо-лютеранском кладбище в Немецкой слободе. Она умерла в родной Немецкой слободе, на руках больной старухи-матери и пастора.
– Барон, у неё же были дети? – потёрла лоб императрица, пытаясь вспомнить их судьбу.
– Да у Анны было… Есть. У Анны есть трое детей от разных мужчин. Один первый от Петра. Его зовут Яков. Второй от Кёнигсегга и третий от моего дяди. Этот мальчик сейчас у меня в имении, я воспитываю его как своего сына. Про Якова я точно знаю, что Пётр при жизни ещё на просьбу Анны о сыне наложил резолюцию, она нашлась среди бумаг мне доставшихся: «Сего Немцова сына Якова отправить в учебу морскому делу в Голландию, пансион и догляд надлежащий обеспечить». А про ребёнка Франца Кёнигсегга ничего не известно, должно быть умер или умерла в младенчестве.
– Могу и я продолжить эту историю, – вытирая
Екатерина любила быть в обществе камергера Монса, и однажды Пётр Алексеевич застал ее с ним. Форма обхождения Монса с императрицей, наверное, выходила за пределы того почтения, которым мужчина был обязан своей повелительнице оказывать. В противном случае монарха не могло бы удивить то обстоятельство, что он встретил услужливого камергера в комнате своей супруги. Монс был обезглавлен, и императрица должна была присутствовать при его казни.
– Яков Немцов? – сделал правильный вывод из услышанного Брехт. – Анхен, вели, пожалуйста, сыскать этого человека.
Глава 2
Взятка уничтожает преграды и сокращает расстояния, она делает сердце чиновника доступным для обывательских невзгод.
Если бы у нас были ружья, то мы бы завоевали всю Европу, правда мы ещё и стрелять не умеем.
Бирон ровно неделю уже занимался с будущими преподавателями стрелковой подготовки в полках. По-разному выходило. Преподаватель и снайпер разные люди. Преподаватель – чаще всего экстраверт, а снайпер – интроверт. В этом Брехт убедился уже, и теперь просто номер отбывал. Не знал, что и делать. Он три дня учил людей делать поправку на ветер, на притяжение пули к воде, если стреляют через реку или в море, на притяжение земли, просто, при стрельбе на дальние дистанции. Учил удерживать ружьё или штуцер ещё несколько секунд в прежнем положении после нажатия на спусковой крючок. Ни о каких снайперских премудростях, типа лёжки или маскировки и речи не было. Первоначально ведь другая задача стояла. Нужно перед тем, как снайперов воспитывать просто научить солдат в огромной российской армии стрелять куда нужно, а не куда получится.
На четвёртый день, он дал каждому «обученному» стрелку по капральству Преображенского полка и команду научить лейб-гвардейцев стрелять. И только у двоих хоть что-то получилось, а ведь сами более-менее прилично уже стреляли. Времени не хватало катастрофически, тем не менее, Брехт поменял снайперам капральства и сам поприсутствовал на парочке занятий. «Преподаватели» мямлили, тушевались, косноязычили. Хреново всё. Это просто крестьяне с острым глазом и твёрдой рукой, и они толком не воевали. Молодые, а в России уже девять лет мир. Войска разлагаются. А преображенцы – почти все дворяне или принимали участия в боях. Ещё с Петром шведов били. Как это они будут крестьянам, у которых молоко на губах не обсохло подчиняться, а те более чему-то у них учиться. И только те самые двое, что и в первый раз нашли контакт с гвардейцами, смогли нормально научить и два следующих капральства стрелять. Эти были точно экстраверты, за словом в карман не лазили, тем более что карманов и нет ещё. И оба были тоже участниками Северной войны. В возрасте люди.
На Дальнем Востоке у него был Светлов и подготовленные им люди, а уже они учили остальных. Это была рабоче-крестьянская армия и опыта толком ни у кого боевого не было. Потому, люди учились и не разговаривали с преподавателями стрелкового боя через губу. Когда он был князем Витгенштейном, то у него было тринадцать егерей, которые, и повоевали, и послужили, и у него поучились. И опять их солдатики слушались. Они были старше и опытнее.
А сейчас? Хрень. Можно поставить рядом офицера. Даже нужно, но это не то. Нужны другие учителя. И они шли. Это первые были драгуны из близлежащих городов, но полки и по границе стоят, и в Петербурге есть, и в Прибалтике,
Время есть подготовить и преподавателей стрелкового дела и набрать пару рот снайперов для лейб-гвардии Георгиевского полка. Два года до войны за Польский престол.
Когда его нагнал курьер и доложил о начавшейся войне, то Иван Яковлевич запаниковал. Неужели он чего успел так поменять, что война началась, которой в Реале не было. Бабочку какую особо вредную и прожорливую, а значит, и плодовитую раздавил. По счастью, оказалось, что ерунда всё. Об этой войне он и так всё знал. Ну, не всё, так очень многое. Надир, пока не шах, начал войну с Портой. Он только что расправился, наконец, с афганцами, оккупировавшими северо-восток страны, и теперь схлестнулся с турками, которые захватили под шумок вместе с Петром весь Кавказ и, кроме того, юго-запад Ирана. До переговоров, которые в Реале непонятно зачем будет вести с ним, с Надиром, Остерман, ещё тоже два года. В 1732 году Россия отдаст персам без боя юг Каспия. Мазендеран и вообще всё побережье. Если честно, то эти земли российскими и сейчас не являются. Сначала их оккупировали те самые афганцы, а потом Надир их оттуда выбил. Но зачем же просто так отдавать, хоть бы какие преференции по торговле шёлком выбили. А в 1735 году отдадут за договор о совместной борьбе с Портой и Баку и Дербент и Решт, до хрена чего. Надир, тогда уже шах, обманет, получит опять без войны земли, откусит немного от Турции и замирится с ними, а Россия одна втянется в пятилетнюю войну. Второй союзник австрийцы тоже пойдут на сепаратный мир. Их можно понять в отличие от Надира. Там, в Европе, Франция будет у Священной Римской империи откусывать лакомые италийские куски, не до войн с непонятным успехом на востоке, своё сохранить не получается.
Сейчас в Низовой корпус со всей страны шлют полынь, а англичане согласились поставить кору хинного дерева. Брехт встретился вчера с их посланником в Москве. Договорились пока о двух вещах. Англичане поставляют в Россию хинин, ну, кору, хинин пока не выделили из неё, а Россия возобновляет поставку пеньки через Санкт-Петербург и Ригу.
Англичане, они как дети. Они привыкли всех покупать. Они и покупали всех. И они на сто процентов уверены, что незначительной взяткой царедворцу можно решить любой вопрос. А чего, Брехт, а, тьфу, Бирон прямо так и сказал Томасу Уорду британскому консулу, с которым встретился в присутствии секретаря Клавдия Рондо:
– Ты это, консул, я взятки беру только породистыми лошадьми! Знаешь небось. Ась?
– Да?
– Да!
– Знаете, конт, поскольку для вывоза из Англии племенных лошадей требуется королевское разрешение, то Рондо сегодня же напишет письмо с этой просьбой к Георгу II. Надеюсь, что Его Величество с полной готовностью согласится дать его.
– Ты, Клавдий, поспеши. Да не жмотьтесь там. Знаешь, ведь, сколько всего есть в России. И парусина, и пенька, и сосны вековые на мачты. А пшеничка отборная. А чай. Ой, скоко всего. Коняг не меньше, чтобы было. Мне надо. Анхен опять же. Другой Анне. Опять мне. Сорок. Да сорок больших мощных двухлеток. И борзых щенков не надо. Только лошади.
– Сегодня же напишу Его Величеству.
– Контора пишет.
– Что, Ваше Высокопревосходительство.
– Конторку мне ещё надо. Стол Резолют. – Блин, а сделали его уже?
Когда я ношу шелковый шарф, я никогда так определенно не чувствую себя женщиной, красивой женщиной.
Шёлк. Шёлк замечательный товар. Он лёгкий, он дорогой, и он всегда идёт на ура. Желающих щеголять в шелках гораздо больше в Европах, да и в России, чем его производят в Китае Индии и Иране. Все русские цари шли на всевозможные ухищрения, чтобы часть хотя бы этого шёлка, идущего в Европу из Индии и в основном из Ирана перенаправить через территорию России и тем самым поучаствовать в делёжке денег. Успехи были так себе. Иранские и хивинские купцы гораздо охотнее шли в Турцию. Там и маршрут короче, и там Средиземное море, а значит и полно европейских товаров, надо же что-то купцам везти назад в свои страны. Не пустыми же возвращаться. Опять же на Волге было полно казаков и прочих Разиных, которые купцов грабили.