Уроки английского
Шрифт:
Фигерес встретил нас пятидесятиградусной жарой. Выйдя из автобуса, мы словно попали в духовку, поэтому первым делом решили освежиться в море. И оно оказалось восхитительным — чистым и студёным. Наши девчонки, не особо стесняясь мужского присутствия, переоделись в купальную униформу. Нам лишь оставалось последовать их примеру, поскольку кабинки для переодевания принципиально отсутствовали. Но уже в следующий момент я понял, что мы, по сравнению с отдыхающей публикой — сущие пуритане. Пляж буквально наводнили женские особи, у которых не хватило денег на лифчики. Для советских холостяков это, безусловно, явилось тяжким испытанием. Чтобы смыть с себя позор от соприкосновения с буржуазной
Уроки Фигереса не прошли для Шуры даром, но понял он их как-то слишком прямолинейно. Когда мы собрались уходить, он решил помыться под бесплатным душем из пресной воды, расположенном здесь же, на пляже. Для этого он полностью разделся и стал тщательно скрести своё молодое тело. Не сомневаюсь, будь у него мыло, он воспользовался бы и им. Увлечённый осмыслением мужественного поступка друга, я не сразу заметил, что весь пляж буквально отвернулся от моря и теперь смотрел в сторону Шуры, приводящего в надлежащий порядок свои гениталии. Лица пассажиров в проезжавших по набережной автобусах тоже светились неподдельным интересом.
Потом мы погуляли по восхитительному курортному городку и провели половину дня в музее маэстро. Там было на что посмотреть. Говорят, Дали сам создал этот музей ещё при жизни, дав тем самым лишнее доказательство своего культа личности и сумасшествия в руки завистников. Но кто осмелится бросить в него камень? Ощущение того, что мы вошли внутрь одной из его сюрреалистических картин, не покидало нас ни на секунду. Каждым штрихом интерьера, каждым предметом он откровенно издевался над посетителями, но делал это мастерски и со вкусом. Быть обсмеянным, понимать это и получать от этого удовольствие — вот моё, оставшееся на всю жизнь, впечатление от музея.
Вернувшись в лагерь в потрепанном материальном состоянии, но превосходном расположении духа, мы застали там нового участника программы. Звали его Химун, и прибыл он на нашу голову с Алжира. Путешествие его в Испанию происходило не иначе как на верблюдах, потому что чем ещё можно объяснить явление Химуна народу за два дня до церемонии опускания занавеса? Он привез с собой барабан и великолепные туземные ритмы. «Гуру» смотрел на него с любовью и полными от слёз умиления глазами. Я представил вечерний концерт для дудочки с барабаном, и мне захотелось повеситься.
Концерт к счастью не состоялся. Вместо этого «Гуру» собрал нас на спальном чердаке, где заботливая Алисия наставила парафиновых свечей и зажгла их. Какие-то палочки, источавшие благовония, дымились тут же. Весь этот антураж служил предисловием к речи «Гуру». Умытый и причесанный в таком стиле, будто следующим пунктом повестки дня являлось его укладывание в гроб, он поведал нам об антропософии [4] , как о единственно возможном способе выживания человечества, а себя назвал продолжателем дела самого Штейнера. В доказательство своих слов «Гуру» показал нам толстый гламурный журнал, где на обложке стоял он сам в обнимку с козой и смотрел вдаль из окна замка. Едва услышав о том, что у всей этой ерунды есть не только предводитель, но и теоретическая подоплёка, Шура оживился, поскольку любил всякие философские штучки за их оторванность от жизни и иммунодефицит по отношению к критике.
4
антропософия —
Разгорелся настоящий бой, в котором я помогал Шуре своим окрепшим английским, и антропософия бы потерпела самое унизительное за всю свою историю поражение, если бы не ультразвуковой женский визг, повисший над лагерем. Кричала Федерика, и было от чего. Она указывала пальцем на свою постель, где, грозно вращая мандибулами, восседали два тощих скорпиона. Еще парочка нашлась у меня, а на Шурином матраце развлекались любовными играми целых пять особей.
Повисшее гробовое молчание нарушил Августо. Он заявил, что скорпионы не опасны, и что по статистике только каждый тысячный умирает от их укусов. И вообще, мы все эти ночи спали с ними в обнимку. Химун поддержал его, рассказав, как умер один его знакомый, но исключительно потому, что оказался тысячным.
Ни слова больше не говоря, Лица сгребла в охапку весь свой скарб и спустилась с чердака.
— Я буду спать в зАмке, — сказала она стальным голосом, спровоцировав на аналогичные действия всех остальных.
Августо пытался лечь костьми, чтобы не допустить нашего исхода с чердака, но его едва не растоптали, и даже аборигены во главе с Кимом и одноглазой Анной пустились наутёк, отказавшись от дальнейших поисков гармонии со всеми живыми существами. Мы буквально вломились на второй этаж зАмка, куда прежде нас не пускали, и одеяло выпало из моих рук — этот бородатый засранец имел там ванну, унитаз и нормально функционирующий водопровод.
Утром мы все, как один, отправились-таки в горы с юннатами. Надо отдать им должное, горы оказались настоящими. Около двух часов мы карабкались по тропинке вдоль бурлящей речки, получая удовольствие от пейзажа. А когда речка закончилась, упершись в скалу в виде маленького ручейка, мы повернули обратно.
После «сытного» обеда Шура завалился спать, а я один пошел проветриться. Но не успел я протопать и пяти шагов, как меня догнала Анна, испросив разрешения присоединиться к моей прогулке. Не придумав возражений, я уступил её просьбе, и мы углубились в чащу. Она расспрашивала меня про далекий Советский Союз, про Сибирь, про медведей на улицах, про Горбачёва. Я вдохновенно врал ей и всячески потакал её представлениям, почерпнутым из газет. Верила ли она всей этой ахинее или придуривалась, изображая различные эмоции на своем лице, мне было по барабану, и от этого вралось удивительно легко.
Она вдруг остановилась, схватила меня за руку и прилипла своими губами к моим. Будь я женщиной, я бы стал сопротивляться, но, как существо противоположного пола, сделать подобного кощунства не мог. Целуя её в ответ, я пытался извлечь из ситуации максимальную пользу — всё норовил разглядеть, что же находится под повязкой на её глазу, но качественная темная материя чужие взгляды внутрь не пропускала. Вспомнился Шурин рассказ о приставании Анны к нему по пути на дискотеку, и теперь он казался мне весьма правдивым.
Тем временем Анна терлась об меня всё сильнее, и я, как честный человек, пытался сообразить, придется ли на ней жениться, если наша «прогулка по лесу» перейдет опасную черту. Но всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Она отстранилась от меня и изобразила на лице некую смесь из неподдельного удивления и праведного гнева. Казалось, она вот-вот закричит, чтобы призвать на помощь всю каталонскую полицию, но в следующую секунду она снова прижалась ко мне. Таких странно-импульсивных девушек на Родине мне встречать не приходилось.