Уроки для двоих
Шрифт:
— Я поселил бы его в отдельной комнате, — Лев чуть улыбнулся, и я неожиданно заметила: когда он улыбается, на левой щеке появляется смешная ямочка. — Целая большая комната — и ему одному. По-моему, неплохие условия. И сетки на окнах у меня есть.
Да, сетки на окнах — это важно.
— А у вас когда-нибудь были кошки, Лев… Игоревич?
Его улыбка померкла, и мне стало неудобно. Да, я решила придерживаться такого обращения, но не ожидала, что оно его настолько заденет.
— Вы можете не использовать отчество, когда обращаетесь
Если бы Лев был кем-то другим — да, разумеется. Но… с ним я не хотела сближаться, а обращение только по имени — это шаг к сближению.
Хотя глупо, конечно. Мы с ним в субботу друг с другом чуть не переспали, а я тут строю из себя скромную ромашку.
— Насчёт кошек, — продолжал сосед, пока я раздумывала, что ответить. — Конечно, были. У нас с братом и сестрой кого только не было — и попугайчики, и черепашки, и коты с собаками. Не волнуйтесь, я умею обращаться с животными.
— Я понимаю, что вы умеете, — проговорила я тихо и, не выдержав, всё же сказала: — Но я не понимаю, зачем вам… этот геморрой.
Произнося это, я имела в виду не только Фиму — себя тоже. Но я была не уверена, что Лев поймёт.
Он понял. Молчал несколько секунд, вновь глядя на меня так, будто решал уравнение, а потом произнёс со своей типичной невозмутимостью:
— Я не считаю это геморроем.
— Ну конечно, — я желчно усмехнулась. — Ухаживать за чужим котом три недели, общаться с мальчишками, у которых характер ходячих катастроф, и… — Я запнулась: слова куда-то потерялись, потому что Лев подошёл ближе и коснулся ладонью моего запястья.
— Я люблю животных. И мальчишки у вас отличные, я ведь уже говорил. Им только отец нужен.
От его серьёзного тона голоса я вспыхнула зажжённой свечкой — это всё прозвучало как предложение руки и сердца.
— Я не могу, — я сделала шаг назад, отходя от Льва, и покачала головой. — Не могу и не хочу.
— Не хотите? — переспросил мужчина иронично. — Да, это особенно чувствовалось в субботу.
От смущения за те события мне захотелось его ударить.
— Это физиология, — произнесла я, отворачиваясь. — А я говорю про другое.
— Я понимаю. — Теперь ирония из его голоса вновь исчезла. — Вы сильно любили мужа — это, скажем так, первый множитель. А второй — тот факт, что я на него похож. Вам это, с одной стороны, по душе, а с другой — вам это мешает.
Конечно, я понимала, что Лев должен был догадаться. Но одно дело — понимать, а другое — слышать собственными ушами, которые теперь горели, как два факела.
— Я не могу ничего поделать со своей внешностью, Алёна, — продолжал между тем сосед, вновь шагая вперёд, ко мне. — Но вы можете изменить своё отношение к ней. Это всего лишь внешность, ничего более. Совсем не она составляет суть человека.
— Я знаю. — Я выставила вперёд руку, не дав мужчине подойти ближе. Ладонь упёрлась в твёрдые
Лев усмехнулся и ничего не ответил на всё это, кроме:
— Отдашь мне Фиму на три недели или нет?
Я пару секунд молчала, собираясь с мыслями, разбегавшимися, как тараканы.
— Алёна, поступи разумно. Ему будет гораздо комфортнее провести это время у меня в отдельной комнате, общаясь со мной и редкими гостями, чем три недели просидеть в одиночестве в вашей опустевшей квартире. Тут и человек свихнуться может, думаешь, котам сходить с ума несвойственно?
Я вздохнула.
— Хорошо, я отдам тебе… вам Фиму.
Лев кивнул, ничуть не удивившись.
— Отлично.
И мама, и близнецы, узнав о моём решении, сияли, как натёртые маслом сковородки, только мама ещё и улыбалась коварно. Прям Малефисента, заколдовавшая Спящую красавицу.
Но всё коварство родительницы в полной мере проявилось только на следующей день, когда мне, пришедшей после работы домой, был всучен прямо у порога большой и ароматный пирог с капустой.
— Вот! — возвестила мама, гордо подбоченившись. — Отнеси-ка Лёве. Он любит, я спрашивала.
От такой наглости я на мгновение потеряла дар речи и способность здраво мыслить.
— А-а-а…
— Бэ-э, — передразнила меня мама. — Поблагодарить надо хорошего человека. Он за содержание Фимы и денег не взял, и от корма отказался — сам, говорит, куплю. Тебе жалко для него пирог?
Вот же… сводница!
— Пирог мне не жалко. Но ты же не ради этого меня ко Льву отправляешь.
— Приворотное зелье я в начинку не подливала, — фыркнула эта нахалка. — Не придумывай.
Я ещё и придумываю. Прекрасно!
— Мам, отнеси сама.
— От меня он не настолько будет рад получить этот пирог, — возразила родительница и силой повернула меня лицом к входной двери. — Всё. Иди! Благословляю.
Я вздохнула, испытывая острое желание заорать. Конечно, Льва надо отблагодарить, и не только за это, он нам много всего хорошего сделал. Но…
— Давай я лучше Фреда с Джорджем отправлю.
— Алёна! — огрызнулась мама, но тут же смягчила голос: — Иди-иди, Лёве будет приятно. Не веди себя, как упрямый подросток.
Да уж, точно, я — подросток. Подросток, подверженный гормональным взрывам…
Лев открыл дверь под радостный лай Рема, который чуть не сбил меня с ног, встав на задние лапы и попытавшись понюхать мамин кулинарный шедевр.
— Рем, нет, — сказал Лев кратко, и пёс тут же послушался, плюхнувшись на попу и виляя хвостом, как бешеный.