Уроки для двоих
Шрифт:
Ох, Алёна… ты совсем влюбилась, с концами и с потрохами…
— Привет, — сказал Лев, сделал шаг вперёд и неожиданно взял мою ладонь в свои руки, поднял и поцеловал. Я оторопела, не зная, что сказать — забыв даже банальное «здравствуй» — близнецы захихикали, мама охнула… М-да…
— Здра… При…вет, да, — выдала я что-то невообразимое и, кажется, покраснела. Лев отпустил мою руку, наклонился, взял принесённый подарочный пакет с какими-то зелёными черепушками и весело сказал, обращаясь к Фреду и Джорджу:
— Ну что, парни, а вот и вторая
Для близнецов это были мгновения истинного счастья — из пакета они вытащили несколько книг развлекательно-приключенческого характера, две большие шоколадки и коробку с ассорти из мармелада в виде глаз, зубов, змей, лягушек и яичниц. Я аж содрогнулась, увидев такое разнообразие, а мальчишки просияли.
— Дядялёвакруто-о-о-о… — выдали они хором в одно слово. — Ваще-е-е… О! Паук, мам, смотри!
— Что только ни придумают, — пробормотала наша бабушка, разглядывая подарок Льва. — И какие на вкус эти пауки с лягушками, интересно?
— Вот и узнаем, — засмеялся сосед, а потом погрозил близнецам пальцем. — Только, парни, не объедайтесь, а то сыпью пойдёте, ваша мама меня тогда сама съест.
— Точно, — кивнула я. Этот шутливый диалог вернул меня в реальность, я перестала волноваться и даже сердцебиение унялось. Хотя… всё же иногда в груди становилось жарко, когда я смотрела на Льва. Как же он мне нравился вот таким — безумно уютным, в тёмно-серых джинсах и светлом свитере под горло. В нём сейчас не было ничего парадного и строгого, а только домашнее и родное. Я легко могла представить Льва и совсем без свитера… интересно, под ним майка есть, или на голое тело?..
Заметив мой взгляд, сосед истолковал его по-своему.
— Марина вязала, — улыбнулся он, погладив себя по груди. — У неё с детства такое хобби. У меня целая куча свитеров, носков и шапок её производства. Зуб даю, она и тебе что-нибудь подарит на Новый год. Не зря же она у меня спрашивала, какие цвета ты любишь.
Мне стало неловко. Ага, Марина мне носки — а я Льву потом откажу в отношениях. Нехорошо как-то.
— Не надо мне подарков, — пробормотала я, но сосед только улыбнулся.
Следующие часы — почти до восьми вечера! — слились у меня в памяти в единое воспоминание о весёлом, комфортном и домашнем празднике, которым наслаждались все присутствующие, не только дети (в отличие от вчерашнего дня). Мы разговаривали, играли в настольные игры, собирали подаренное Львом «Лего», поедали приготовленные мной гамбургеры, картошку фри и чизкейк — сосед смеялся над выбором близнецов и говорил, что не ел ничего подобного уже тысячу лет, — и это всё было так душевно, словно мы на самом деле давно семья и постоянно проводим подобным образом дни рождения и выходные. Это подкупало и заставляло задумываться о будущем. О моём или… о нашем совместном.
Было действительно хорошо — по-настоящему, искренне, без капли притворства или неловкости. И хорошо было всем. И близнецы, и моя мама, и Лев светились
Но потом Лев ушёл, только перед этим перемыл нам всю посуду — сам изъявил желание, а мы с бабушкой и не сопротивлялись. Обнял мальчишек, потрепав их по головам каким-то привычным жестом, ещё раз поцеловал мне руку, вновь вызвав хихиканье у Фреда, Джорджа и бабушки, и ушёл.
— Увидимся завтра утром, — произнёс напоследок, подмигнув, и шагнул за дверь.
Мои бандиты сразу побежали к себе — продолжать собирать космический корабль, бабушка сказала, что доубирается на кухне, а я неожиданно оказалась предоставлена самой себе. Приняла душ, попила чай, почитала книгу, затем долго укладывала спать перевозбудившихся за выходные близнецов… и ушла в свою комнату.
Тут-то меня и накрыло.
Так бывало каждый год в день рождения Фреда и Джорджа. Точнее, даже не в этот день, а на следующий — как сегодня. Ведь именно на следующий день я узнала о том, что Антон погиб.
Ближе к ночи меня всегда начинало корёжить. Я наивно полагала, что сегодня всё будет иначе — в конце концов, день был такой чудесный!.. Но нет — как только я закрыла дверь и выключила свет, намереваясь лечь спать — время было, мягко говоря, позднее, а завтра на работу, — тут на меня и накатило.
Я затряслась от нервной дрожи, вспоминая как наяву — звонок, тихий голос мамы, ступор, тупую боль в груди, а потом… холод, холод, холод… До крика. Не моего — близнецов.
«Не вспоминай, Алёна, не вспоминай», — уговаривала я себя, но не вспоминать не получалось. В другие дни получалось, но только не в этот. Всё вставало перед глазами, словно случилось вчера, и отчаяние вновь захлёстывало, как и тогда, не давая сделать вдох.
Я шагнула к окну, желая поступить так же, как и всегда — распахнуть окно и дышать, дышать, дышать… пока не замёрзну окончательно, чтобы нервная дрожь сменилась дрожью от холода. Пока не сведёт пальцы, пока не потрескаются губы, пока меня наконец не вытошнит в туалете всем, что я съела за день — не будет мне покоя.
Я мотнула головой, сбрасывая наваждение. Нет… нет. Я знаю, что это. Каждый год меня зовёт к себе смерть, которую я отвергла тогда, одиннадцать лет назад. Но я живая! Я сделала свой выбор, я продолжила жить, я очень старалась… Я живая!
«Тогда зачем ты так цеплялась за мёртвого? Живая… Живые помнят мёртвых, но не стремятся к ним, как стремилась ты. Живые замечают живых, а не отталкивают их в угоду своим воспоминаниям. Живые…»
Я зажала уши.
Нет, нет, нет. Я не хочу думать об этом. Не хочу — и не буду!
Я выскочила из комнаты, молниеносно пробежала по коридору, открыла входную дверь и шмыгнула на лестничную площадку. Поёжилась — холодно в подъезде, а я в одном халате… Но это же ненадолго.
Спустилась вниз и позвонила в дверь квартиры Льва.