Уроки гнева
Шрифт:
— Но?
— Но в моей работе важны нюансы. Например, небольшие задержки донесений, встречи, перенесённые на более поздний срок, даже такая мелочь, как речь старого пьяницы, ставшего вдруг отвечать на заданные вопросы слишком уж точно. В общем, те самые нюансы, которые кто угодно другой, окажись он на моём месте, не сумел бы связать воедино. Тастары идут прочь от Столицы, ваше величество, и идут скрытно. Один тастар оставил бы меньше следов, чем лёгкий ветерок. Дюжина могла бы замести свои следы в совершенстве. Но их — сотни. Даже магия не даёт им замести следы идеально. Нюансы выдают их.
…Когда
Глава двенадцатая
Вскоре они пришли к единому ритму.
Формируя Волну в мирах между нижними и средними гранями, где энергии было в достатке, Пламенный направлял Волну "вверх". Когда же она слабела и странники рисковали закончить путь в мире, где формировать новую пришлось бы долго — сворачивал "вниз". Пауза. Очередь Эхагеса формировать и направлять, а в конце — опустить Волну в богатые энергией области, чтобы "оттолкнуться" и продолжить путь было проще.
Как большие прыжки. Как качели.
…Долгий прыжок — тастар, прыжок покороче — человек. И снова: тастар — человек, тастар — человек, пока среди кружения миров не появится сулящая окончание поисков аномалия. Или пока оба не решат, что пора несколько часов отдохнуть.
Так продолжалось, пока Владыка не нашёл очередной многообещающий мир. Нашёл, когда Эхагес опять вымотался до состояния "спать! спать!" — и поэтому тастар решил проверить новый мир один.
Бешеная гонка вымуштровала Летуна почище придирок Зойру. Даже во сне он не просто отключился, положась на мудрость "тёмного разума", а заученно-плавно кружился на "качелях", пополняя резервы сил. Мир, где их оставил Пламенный, был тихим, тёплым и во всех отношениях уютным, так что тратить энергию на защиту от проявлений внешней среды было излишне.
Поэтому страж открыл глаза, будучи бодр, почти свеж и очень голоден.
Потянул носом воздух.
Посмотрел в направлении дымно-ароматного запаха.
— Вот так-так! — прошептал он себе под нос. Совсем тихо прошептал — но спасённая по его Просьбе девчушка услышала и быстро повернулась к нему с выражением, означавшим, как он успел узнать за последнее время, радость. Подхватилась, цапнула с рогулек прутик самодельного вертела с полуобжаренной добычей, подбежала, протягивая еду.
Удивительно.
Нет, забота о спасителе — это нормально. Гес уже знал, что дикарка (то есть Лаэ: её имя он выяснил в первую очередь) относится к нему столь же восторженно, насколько настороженно и боязливо — к Владыке. И что она изловила какого-то чересчур медлительного представителя местной жизни — тоже в порядке вещей. Должна же она была как-то заботиться о своём пропитании до того, как её спасли от расправы сородичей.
Но как она развела огонь?..
Удивление ничуть не помешало стражу принять дичь, проверить её
Лаэ отбежала к костру и, искоса поглядывая на стража, принялась ворошить угли прутиком.
Эхагес жевал, не отрывая от неё взгляда.
Вроде всего ничего он её знает. Даже поговорить по-человечески они не могут: язык Лаэ незнаком ему, ей неведом язык Равнин… А ощущения всё равно такие, будто полжизни вместе. Может, это из-за калейдоскопа миров, когда любой близкий и неизменный объект становится близок ещё и в переносном смысле? Но ни на Владыку, ни на Тиива он так не смотрел…
Ну что в Лаэ такого особенного? Что?
Дикая — самодельная одежда из добытых на охоте шкур лишь подчёркивает это. Молодая, почти ребёнок. И некрасивая — что отчасти искупает удивительная природная грация.
Ещё Лаэ довольно умна, по крайней мере, понятлива. Чтобы она не стала обузой в пути, вполне хватало ласковых интонаций и простых жестов. Слух и зрение очень острые, а обоняние — вообще звериное. Крепкая, даром что мышц почти нет. Ссадины на спине зажили со скоростью невероятной, почти как при исцелении…
Ну и что?
Неужели на него так повлиял тот факт, что он, именно он, Эхагес, спас это создание и тем самым взял на себя ответственность?
Ответственность… ответственность. Да.
— Лаэ!
Девчушка вскинулась, подбежала.
— Будем учиться. Садись.
Лаэ послушалась, опустилась на мягкую голубоватую траву. Летун припомнил, как его самого муштровали с языками островитян и с хирашским, вздохнул — и начал урок.
Через несколько часов он был твёрдо уверен, что Лаэ действительно умна. Она ни разу не повторила однажды сделанной ошибки, а ошибалась редко. Запоминала слова влёт, выговаривая их с точностью просто изумительной. И не скучала ни секунды, не уставала, не раздражалась.
Гесу было знакомо состояние ума, в котором возможно проявление таких способностей: учёные братья называли его "небесным рассудком". Но Лаэ-то не применяла для запоминания и выстраивания логических связей никакой особой техники — она просто жила.
Вот тебе и "дикарка"…
Эхагес прервал урок лишь тогда, когда сквозь увлечённость наконец прорвалась тревога.
Расчёт времени. Пламенный "спустил" их с Лаэ в этот мир, потом поднялся в тот, другой, потратив на это — ну, пусть даже четверть часа. К тому времени он, Гес, уже давно устроился на ночлег и уснул. А спал не меньше семи-восьми часов. Потом завтрак, занятия с Лаэ…. в общем, долой полсуток. Вопрос: что Владыка столько времени делает в мире-цели? Ему ведь тоже нужно отдыхать, а для этого он бы обязательно вернулся сюда.
Значит ли это, что мир-цель, где он пропал — То Самое?
Или же там с ним произошло нечто скверное?
Впрочем, одно не исключает другого. Кто сказал, будто чужие Могучие, к которым они хотели обратиться за помощью, будут настроены дружественно?..
— Что с тобой? — на личике Лаэ дышало новое выражение, которое Эхагес счёл заботой.
— Со мной — ровно ничего. А вот что с Владыкой…
— Ты о том… втором? Чёрном-красном? — Быстрый жест: пальцы к щекам и к глазам.
— Да. Владыки нет слишком долго.