Уроки ирокезского
Шрифт:
А остальные – приехали. Правда по моему специальному указанию – на "совещание по мерам улучшения строительства рыболовецких судов". Очень недолгим совещание оказалось: во вступительном слове я поинтересовался у собравшихся:
– Господа, каждый из вас успел запросить у меня инструкции по переходу от турбомоторов к компрессионным. В свою очередь позвольте мне и у вас спросить: вы по большой нужде ходите без моей инструкции или в себе дерьмо держите до высочайшего повеления? Стране нужны рыболовецкие корабли потому что нам нужно много рыбы. Ну так вот, стране плевать, где и как в траулере поставлен мотор и есть он там вообще. Стране интересно лишь одно: может он ловить рыбу или нет, а если может, то почем она нам обойдется. Всё. Всё! Вы зарплату получаете именно за то, что сами
Слово это одновременно стало заключительным – причем не только в рамках совещания. Так что когда в кабинет ко мне завалился Слава, я был занят совсем иными вопросами.
Один из них был совсем простой: как бы намекнуть руководству Первой Московской кондитерской фабрики, что канцлер не в состоянии сожрать столько конфет? Месяца три назад, когда эта фабрика начала более-менее стабильно работать, тамошние кондитеры принесли мне "на пробу" несколько свежих своих изобретений. И одна конфетка пришлась мне очень по вкусу. Детство потому что напомнила: и вкусом, и размером она до слез мне напомнила "Мишку на юге"… ну… именно ее. Я не удержался, сам нарисовал голубенький фантик с простеньким узорчиком, в середине прилепил репродукцию картины товарища Шишкина… ну а теперь каждое утро посыльный с фабрики приносил мне по коробке этих конфет. Нехилой такой коробке, килограмм на десять, так что сейчас даже девочки в секретариате предпочитали сжевать бутерброд с селедкой какой-нибудь…
Но эта мысль была фоновой, в конце концов только в правительственном комплексе девушек в секретариатах за пару сотен наберется… а если они рассердятся, то конфетка – неплохой способ их успокоить. Сегодня, например, мне пришлось успокаивать весь мой секретариат…
Дина – все же дура. Но я это и раньше знал – как знал, что больше всего на свете она любит деньги. И когда она за довольно небольшую денежку дала интервью (как бывшая "первая секретарша русского канцлера") и в числе прочих "тайн мадридского двора" поделилась информацией о том, что канцлер лично написал более трех сотен книжек, ставших бестселлерами в том числе и в США, меня это не удивило. Да и странно было бы рассчитывать, что события, в которых были задействованы чуть ли не сотня человек, останутся в тайне… однако до сих пор в секретариате было не принято об этом говорить публично, и девочки расстроились. Сильно: когда я вошел, Марша, с выражением ярости на лице, поинтересовалась, разрешу ли я ей лично "убить гадину".
– Марша, обычно для таких работ используются специально обученные люди…
– Даница пожаловалась, что ей из Москвы уезжать нельзя без вас…
– И?
– Ну я и вызвалась… Даница сказала, что меня она быстро научит.
– Марша… – я огляделся, посмотрел на суровые лица окруживших меня секретарш – девочки, ну-ка, пройдемте все ко мне в кабинет. Так, вот вам конфеты, чаю принесите, что ли. Итак, да, Дина – дура, но, как я уже говорил, если убивать всех, кто сделал дурость, то на Земле людей не останется вообще, кроме может быть грудных младенцев. Так что вместо того, чтобы злиться и мечтать о смертоубийстве, нужно просто придумать, как нам – всем нам, всей стране – из этой дурости извлечь пользу. Лучше всего – финансовую… Так что успокойтесь, не шумите, а я пока подумаю, как получить из этого пяток лишних миллионов. Договорились?
– Да… Александр Владимирович, звонил Сэм Клеменс, сказал что если возможно будет с ним поговорить, он будет ждать у Бариссона.
– Когда звонил?
– С полчаса назад.
– Соедините!
Разговор с Сэмом был недолгим:
– Алекс, спасибо, что позвонил… я в некотором затруднении. Тут "Вашингтон Пост" опубликовала интервью якобы с твоей секретаршей, и, должен тебе сказать, довольно едко высмеяли… тебя постарались высмеять. И Адольф Окс попросил уже меня дать интервью по этому поводу. Ну врать
– Сэм, если ты сдерешь с Окса меньше десяти тысяч, то я назову тебя расточителем. За правду, конечно, сдерешь, потому что лично я не имею ничего против того, чтобы ты поделился с читателями своими мыслями на эту тему. Но на десять-то тысяч мыслей должно быть довольно много, так что слов не жалей. И, кстати, раз уж ты позвонил: у тебя аспирин-то растворимый не заканчивается пока?
– Нет, еще на год наверняка хватит. Спасибо! И за разрешение все рассказать – тоже – засмеялся на том конце провода мой собеседник. – И ты своей жене передавай от меня и Лив привет и благодарность. Надеюсь, мы когда-нибудь еще лично встретимся, а пока не буду тебя больше отрывать от дел.
Ну да, дел было все же немало. Прежде всего нужно было подумать о…
Я даже не успел сообразить, о чем же стоит подумать в первую очередь: ко мне с грацией носорога вломился Слава. Неодобрительно посмотрел на мой стол, заваленный фантиками, сострил, плюнув в мою нежную и ранимую душу, и попросил шестьдесят миллионов на ДнепроГЭС. То есть "если появится возможность, изыскать в загашнике" указанную сумму.
Вообще-то я давно Славе передал почти все каналы получения денег из США: ведь пока что именно американские поступления обеспечивали подавляющую часть импортных закупок станков и оборудования. Правда, некоторая (довольно изрядная) часть этих денег тратилась, с его точки зрения, вообще "на ерунду какую-то", но – как он как-то уже мне сказал – ему и самому было интересно узнать, что и когда я собираюсь "выгадать из этого дерьма". Однако как раз на утекающие по моим "внутренним программам" деньги он не покушался, да и, честно говоря, суммы там были не очень-то и велики: официально миллионов по семьдесят в год. Долларов, но все равно ведь немного – если учитывать общий объемы "добычи", к тому же Слава знал, что я эти деньги именно трачу. Однако, похоже, он считал, что не мог я не припрятать какую-нибудь копеечку "на черный день"…
В принципе, правильно считал, но загашник я ему трогать все равно не дам. Однако денежки-то не один я зарабатывал, семья моя тоже не сидела сложа руки. Камилла, дорвавшись до изобилия коксового газа, напридумывала еще кучу очень полезных народу химикалиев, да и дочь наша отсутствием творческого энтузиазма не страдала… Так что у меня уже был почти готов план выдаивания из заокеанцев новой порции столь нужных денежек, и мне оставалось лишь прикинуть, сколько получится выдоить и в какой срок. Ну я и прикинул…
– У нас единственная позиция, спрос не удовлетворяющая – это кофе.
– Не совсем понял… – пробормотал Слава.
– В США наш растворимый кофе разбирают столько, сколько мы успеваем туда поставлять. В Европе он тоже интерес вызывает, а конкуренты делают полное дерьмо. Это, конечно, пока – но пока козыри у нас. Чтобы у буржуев отнять тридцать миллионов долларов нам нужно дополнительно переработать восемнадцать тысяч тонн кофе в зернах. Я думаю, у нас получится… я еще у Камиллы спрошу, но пока особых проблем не вижу. Так что закладывайся на две станции сразу.
– Хм… никогда бы не подумал, что самую большую станцию мы будем строить на…
– На кофейной гуще. Но именно за этим канцлер и нужен, чтобы для вас менять говно на конфетки. Вторая новость хорошая…
Слава рассмеялся: анекдот про две новости он уже знал. Ну а я тихонько порадовался, что в свое время успел озаботиться производством столь успешного продукта.
В самом деле с растворимым кофе получилось все несколько импульсивно и в чем-то даже смешно. Камилла – когда вопрос этот возник – прежде всего озаботилась "ловлей аромата", а я лично – разработкой собственно технологии. Не в смысле придумывания нужных машин, нет: меня волновало получение максимума прибыли. Поэтому зерно сначала мололось – и из него жена вытягивала примерно половину ароматических масел термоэкстактацией. Слово солидное, научное, но в переводе на обычный язык – обжаривание, только не зерен, а уже перемолотого кофе. Затем – пароэкстрактация напитка (кофе-эспрессо), и ловля оставшихся ароматов уже из пара. А та гуща, что оставалась после этого этапа, шла в автоклавы – где варилась ещё часа три.