Уроки итальянского
Шрифт:
Его мать никогда не могла понять, почему школу не назвали именем какого-нибудь святого. Ведь так принято! Но разве ей объяснишь, что времена изменились, что теперь все иначе? Поэтому Эйдану приходилось успокаивать мать тем, что в составе Совета управляющих есть священник и монахиня. Принятие важных решений от этих двоих, естественно, не зависит, но они ревностно следят за тем, чтобы ни в коем случае не принижалась роль, которую религия традиционно играла в ирландском образовании.
Мать в ответ только фыркала. Что это за странные времена, когда священник и монахиня довольны лишь тем, что сидят в Совете управляющих, вместо того чтобы руководить
Нелл как-то стала свидетелем того, как они спорят на эту тему, и посоветовала Эйдану поберечь свое красноречие. «Скажи ей, что попы по-прежнему правят миром, тебе же легче будет. Кроме того, в какой-то мере это соответствует действительности: люди их побаиваются».
Когда Нелл начинала рассуждать таким образом, Эйдана это страшно раздражало. Уж она-то не испытывала ничего подобного по отношению к католической церкви. Посещала богослужения лишь до тех пор, пока ей это не мешало жить, давным-давно не исповедовалась и наплевала на все предостережения Папы относительно недопустимости противозачаточных средств. Однако Эйдан не стал с ней спорить. Как и во многих других случаях, он предпочел спокойствие и терпимость, тем более что мнение его матери Нелл не интересовало. Она не испытывала к свекрови враждебности, но и никаких других чувств не проявляла.
Иногда мать интересовалась, когда они пригласят ее на обед, и Эйдану приходилось отговариваться тем, что в последнее время они, дескать, совсем закрутились в делах, но как только чуть-чуть разберутся, то тут же…
Он твердил это на протяжении двух десятков лет, и за столь долгий срок отговорка начисто утратила убедительность. Но винить в этом Нелл было бы тоже несправедливо. Вот если бы она постоянно приглашала в гости свою собственную мать или еще кого-то — тогда другое дело. Разумеется, когда они устраивали семейные торжества в ресторанах, его мать всегда приглашали, но это все же не совсем то. Кроме того, им уже давно нечего было праздновать, и новых торжеств не ожидалось. Если, конечно, Эйдана не назначат директором.
— Хорошо провел выходные? — спросил Тони О'Брайен, когда они остались в учительской вдвоем.
Эйдан поднял на него удивленный взгляд. К нему уже давно никто не обращался с вопросами.
— Да, знаешь ли, спокойно, — ответил он.
— Эх, ну и счастливчик же ты! А я вчера был на вечеринке и теперь просто умираю с похмелья. Впрочем, до обеда всего три с половиной часа, и тогда старая добрая пинта пива поможет мне справиться с дегидратацией организма — хохотнул Тони.
— Я просто восхищаюсь твоей выдержкой, — ответил Эйдан, надеясь, что горечь и издевка в его словах прозвучали не слишком откровенно.
— Да брось ты! Я ведь в этом деле не новичок, вот только, в отличие от всех вас, у меня дома нет такого утешения, как жена и дети. — Тони тепло улыбнулся. «Если не знать этого человека и его образа жизни, можно поверить, что он и впрямь искренне сожалеет об отсутствии семьи», — подумал Эйдан.
Бок о бок они шли по коридорам школы Маунтенвью, которая, будь на то воля его, Эйдана, матери, носила бы имя святого Кевина или — что еще более вероятно — святого Антония. Антоний был святым, который помогал находить потерянные
Мимо них стайками и поодиночке пробегали дети. Некоторые нестройным хором выкрикивали приветствия, другие недружелюбно отводили глаза в сторону. Эйдан Данн знал и всех этих детей, и их родителей, а также помнил многих их старших братьев и сестер. Тони О'Брайен вряд ли смог бы назвать по имени хотя бы одного из них. Ах, как все несправедливо!
— Вчера вечером я встретил одного человека, который тебя хорошо знает, — неожиданно проговорил Тони О'Брайен.
— На вечеринке? — улыбнулся Эйдан. — Что-то мне в это слабо верится.
— Нет, честное слово, она тебя знает. Когда я сказал ей, что преподаю в этом колледже, она спросила, не знаком ли я с тобой.
Эйдана охватило любопытство, и он не удержался от вопроса:
— И кто же она?
— Я так и не выяснил, как ее зовут. Симпатичная девушка.
— Может, кто-нибудь из бывших учениц?
— Нет, тогда она знала бы и меня.
— Да, таинственная история! — пробормотал Эйдан, провожая взглядом Тони О'Брайена, который вошел в аудиторию, где занимался пятый класс. В ту же секунду там воцарилась гробовая тишина.
В чем дело? За что ученики так его уважают, почему так боятся болтать и вообще плохо себя вести на его уроках? Ведь — ради всего святого! — Тони О'Брайен даже не знает их по именам. Он кое-как проверяет их домашние задания и не пожертвовал ни часом сна ради их контрольных работ! Да и вообще, по большому счету, ему наплевать на учеников. А они все равно лезут из кожи вон, чтобы заслужить его одобрение. Эйдан был не в состоянии понять это.
Говорят, женщины больше любят мужчин, которые плохо с ними обращаются. Вспомнив об этом, Эйдан почувствовал облегчение: хорошо, что пути Нелл и Тони О'Брайена никогда не пересекались, иначе она непременно предпочла бы ему Тони. Однако в следующий момент его сердце неприятно сжалось. Он подумал, что в определенном смысле Нелл уже бросила его, причем давным-давно.
Эйдан Данн вошел в аудиторию четвертого класса. Ему пришлось стоять у двери не меньше трех минут, пока ученики, увидев его, не соизволили немного угомониться. Ему показалось, что за его спиной по коридору прошел старый директор школы мистер Уолш. Нет, вероятно, просто почудилось. Когда в твоем классе царит беспорядок, всегда кажется, что директор где-то поблизости, в этом признавались все учителя, с которыми ему приходилось иметь дело. Эйдан знал, что ему на этот счет тревожиться незачем. Директор достаточно ценил его, чтобы придираться из-за того, что ученики четвертого класса шумят сильнее обычного. Из всех учителей школы Маунтенвью Эйдан являлся наиболее ответственным, и это знали все.
В тот день мистер Уолш вызвал его в свой директорский кабинет. Он был из тех людей, которым непросто уходить на пенсию. И сегодня между ними впервые состоялся серьезный разговор.
— У нас с тобой, Эйдан, одинаковые взгляды на многие вещи.
— Надеюсь, что так и есть, мистер Уолш.
— Да, мы смотрим на мир с одной колокольни. Но этого недостаточно.
— Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
Эйдан говорил чистую правду. Он действительно не понимал, что это: философская дискуссия? Предупреждение? Упрек?