Уроки переносятся на завтра
Шрифт:
Юля промакнула его щеку кусочком простыни.
– Убедительно говоришь, - похвалила она.
– А теперь послушай меня.
Фара немедленно напрягся, всем своим видом показывая, что готов внимать и выполнять.
– Если с ним что-нибудь случится, я тебя найду и... Ты не хочешь этого знать, что я с тобой тогда сделаю!
Они немного помолчали. А что ещё можно добавить к уже сказанному? Юля вставила кляп обратно, поднялась и вышла, оставив Фару наедине с новой волной безутешных мыслей.
Сколько времени он пролежал вот так, в полузабытьи,
– Эй!
– раздался какой-то новый голос.
– Ты что здесь делаешь?
Фара вяло скосил глаза и увидел какое-то смутно-знакомое лицо.
– Фара?!
– удивилось оно.
А, ну да! Парень, который периодически таскал ему всякое ширпотребовское барахло. С алкоголиков, валяющихся на улицах, снимал он, наверное, эти побрякушки. Но сейчас не время разбираться с его поставщиками.
Фара замычал и задёргался, и нежданный гость распеленал ему рот.
А всё получилось до безобразия просто. Кастеляна Вову съедало любопытство. Он мучился догадками и порывался проникнуть в чужую тайну, что бы это ему ни стоило. И вот в один из таких приступов, он спустился на первый этаж, осмотрелся по сторонам, как будто не ему принадлежала эта комната, и зашёл внутрь.
Зрелище опутанного верёвками узника поразило его на столько, что он даже не сразу признал в нём известного в городе спекулянта, к которому он сам периодически обращался за помощью.
– Развяжи!
– Фара, кто тебя так?
– Потом расскажу.
Вова стал ослаблять хитрые узлы, но вдруг остановился.
– А это... Атилле я что скажу?
– А ты здесь причём?
– Ага. Понял.
По окончании спасательной операции, Фара размял опухшие руки и пощёлкал челюстью, проверяя её работоспособность. Похлопал себя по карманам и затем пошарил по ним, ничего не найдя. Осмотрелся вокруг, но кошелька так и не увидел. Возможно, враги обчистили его, пока он пребывал в забытьи.
– Три рубля есть? С процентами вечером отдам.
Вова достал из кармана трёшку.
– Посмотри, в коридоре никого?
Вова выполнил и эту несложную просьбу.
– Никого.
Фара метнулся к выходу, желая только одного — побыстрее вырваться из здания общаги. Однако он успел шепнуть на прощанье грустному от сомнений кастеляну:
– Я никогда не забываю ни плохого, ни хорошего. Держи язык за зубами.
– Само собой.
Чудесное избавление Фары состоялось ближе к вечеру, но до того момента произошли ещё некоторые события, просто-таки достойные передовицы. На первый взгляд, они никак не были связаны между собой. Но только на первый взгляд...
Не сказав никому ни слова, Аркаша
– Я по телеграмме!
– кричал он, чтобы оправдать опасные движения острых локтей.
Кассирша приняла «телеграмму» из Аркашиных рук, которую он лично изготовил прошлой ночью при помощи клея, ножниц, и старой газеты. И выписала билет до Барнаула. Там у Аркаши проживала единственная, кроме матери, родная душа — мамина сестра, приходившаяся ему, стало быть, тёткой.
Однако поступил он с ценным билетом в высшей степени странно.
– До Барнаула желающие есть?
– обратился он народу.
– Есть!
– раздалось в ответ, и десяток измученных граждан посмотрели на него с неумирающей надеждой.
Счастливчиком стал паренёк, примерно одинакового с ним возраста и с похожими чертами лица.
– Держи.
– Аркаша протянул билет, собственный паспорт и короткую записку.
– Документ вернёшь по этому адресу, когда прилетишь.
– А деньги?
– Это подарок.
Пока обескураженный паренёк размышлял, нет ли здесь подвоха, Аркаша дотолкал его до калитки, где началась регистрация.
– Спасибо!
– только и успел сказать парень, засасываемый человеческим потоком в амбразуру накопителя.
– Не за что!
Аркаша убедился, что клиент успешно миновал паспортный контроль, и быстрыми шагами вышел из здания.
Доехав на автобусе до вокзала, он сел на поезд, идущий во Владик, договорившись мимо кассы с проводником.
Лёха решил помыться в душе.
В общаге их имелось аж два: мужской и женский. Понять, какой из них какой, удавалось только после посещения. Обычно входящий осматривал висящую в предбаннике одежду и делал соответствующие выводы. Бывало, что ошибочные. Правда, моющихся отлично скрывал друг от друга густой пар, получаемый из смеси кипятка и холодного воздуха, сквозящего через разбитые окна.
Лёха удостоверился, что в душе никого нет, разделся и прошлёпал в моечную, ступая по щиколотку в воде, которая стояла здесь всегда благодаря засоренным стокам. Немного поиграл с кранами, чтобы добиться комфортной температуры, и встал под колючие струи — распарить тело.
Начал он классически — с головы. Хозяйственное мыло легко вспенилось в его курчавой шевелюре и потекло белыми потоками по спине. Лёха взбивал его ногтями и ухал, как молодой филин. Поэтому он не сразу обратил внимания на странный плюх, раздавшийся где-то сбоку.
Звук, к счастью, повторился ещё пару раз, и тогда Лёха спросил, будучи не в состоянии видеть глазами:
– Кто это?
Ему не ответили. И только снова: плюх, плюх.
Пришлось раньше намеченного времени удалить с лица пену. Вооружённый вновь обретённым зрением, Лёха повернулся в том направлении, откуда доносился звук и замер.