Уроки переносятся на завтра
Шрифт:
Под присмотром отца он пользовался ружьём лет с пяти, а самостоятельно стал шататься с двустволкой по тайге, когда ему стукнуло двенадцать. В свободное от охоты время он посещал школу, удил рыбу и заготавливал на зиму дрова. Эти и многие другие занятия воспитали в нём характер, не подверженный влиянию внешних раздражителей.
Все обитатели их деревни выглядели на одно лицо, и тому имелось вполне научное объяснение: они приходились друг другу родственниками. В той или иной степени. Возможно, именно с целью вырваться из замкнутого генетического круга Лёхины родители и решили отправить сына в институт. Учился он не хуже других, поведение обнаруживал
Сельскохозяйственное направление они отмели сразу и единогласно, чтобы уж наверняка отрезать возможные пути сына к возвращению. И Лёха, поощряемый морально и материально, поступил на специальность самую что ни на есть городскую. Слово «город» там присутствовало даже в названии.
За два года распутной областной жизни с ним произошли следующие события. Он записался в секцию стрельбы из пистолета и уже через пару месяцев выполнил норматив мастера спорта. Сдал четыре сессии, не провалив ни одного экзамена. На первом курсе, в канун Нового Года напился пьяным, разбил голыми руками окно, но был коварно остановлен дежурным преподавателем во время попытки совершить первый в истории человечества полет без помощи механических приспособлений. После этого к алкоголю он больше не прикасался, не взирая ни на какие угрозы, мольбы и хитрости товарищей.
Большую часть времени он проводил в своей комнате, стоя с литровой бутылкой из-под молока, наполненной водой, в вытянутой вперёд руке*. Левый его глаз закрывала зловещая чёрная повязка. Иногда его заставали за кульманом, и гораздо реже — за общением с другими жителями общаги. А ещё, когда темнело, он предавался сну — под рёв ли магнитофона, скрип ли половиц или драку с применением мебели. Оторвать его от какого-либо из занятий не удавалось никому.
* Есть такая технология тренировок по стрельбе. Унимает естественную дрожь в руках и укрепляет используемые при стрельбе мышцы.
Студенты соревновались в усилиях рассердить Лёху, но всегда с одним и тем же результатом — нулевым. Больше других усердствовал сосед из 228-ой по прозвищу ББМ*, но и его потуги завершались тем, что он попросту выходил из себя.
* ББМ - сокращённо от «боевая безмозглая машина».
– Лёха, а Лёха!
– начинал он обычно противным писклявым голосом, едва Лёхина голова касалась подушки.
– М-м?
– отзывался тот.
– Ты что, спать собрался?
– У-гу.
– А свет тебе не выключить?
– Не-а.
– А магнитофон не мешает?
– Не-а.
– Может, потише сделать?
Лёха оставлял фразу без ответа, и ББМ продолжал.
– Лёха, а Лёха!
– М-м?
– А у тебя женщины были?
– У?
– Я имею в виду по-настоящему?
– А?
– Так были или нет?
– М-м?
– Вот дубина!
– заводился ББМ и, чтобы снять стресс, шёл рушить ногами выключатели на стенах в коридоре.
Лёха стойко сносил любые жизненные неурядицы и не ругал судьбу. Он не выяснял отношений, но предпочитал обходить конфликты стороной.
Так однажды на втором курсе, найдя себя в списке не прошедших флюорографию*, он очень удивился, потому что точно помнил — посещал кабинет, раздевался, становился голым торсом под всепроникающие лучи. Но спорить ни с кем не стал, а пошёл и ещё раз просветился. На следующий день проверил новый список, вывешенный деканатом, с угрозами недопущения к занятиям,
* Прохождение флюорографии один раз в год — обязательная процедура для советского человека. Отлынивание строго каралось.
– Иди к руководству и объясни, что произошла ошибка, - посоветовали ему.
Лёха вздохнул, делая вид, что согласился с доводами товарищей, а сам помчался на флюорографию по третьему разу.
– Угробят они тебя своими просвечиваниями, - пожалел его Серега.
– Ничего, - ответил Лёха.
– Справлюсь как-нибудь.
Серегу Лёхино соседство по комнате вполне устраивало, потому что выгод оно сулило гораздо больше, чем неудобств. Во-первых, его можно было совершенно безболезненно заставить сделать в комнате уборку или сварить обед. Для этого требовалось только сказать, что сегодня его очередь — он всё равно с календарем свериться не догадается. Во-вторых, ему в невероятных количествах слали из деревни деликатесы: колбасы из диких козлов, домашние сыры, запечённых в русской печи перепелов и глухарей, а картошку так вообще везли с оказией грузовиками. В-третьих, он посещал все без исключения лекции и записывал их в свои конспекты слово в слово. Понятно, что в условиях зачётной недели или сессии его тетрадь ценилась на вес золота.
Недостатков проживания на одной территории со столь неординарным существом мы коснемся чуть позже.
В тот вечер Лёха немного задержался со сном. Ему никак не удавалось нарисовать график, похожий на признанный наукой образец. Данные, полученные во время лабораторной работы, не ложились в нужные точки. Оставалось два варианта: записаться завтра на переделку лабораторной или же применить другую технику вычисления. Поразмыслив, Лёха склонился ко второму.
Он внимательно изучил листок с цифрами, скреплёнными подписью преподавателя, и аккуратно стал делать в них исправления, пользуясь старым лезвием «Нева» и резинкой. Прилетевший в окно комок мёрзлой земли застал его врасплох. Но не отвлёк. Сереге, командовавшему артобстрелом, понадобилось ещё, по крайней мере, три точных попадания, чтобы Лёха встал и выглянул на улицу.
Пьяная компания из четырёх незнакомых человек что-то орала ему и размахивала руками. Впрочем, зоркий глаз его разглядел в одном из хулиганов соседа по комнате Серегу. Зачем они кричат? Почему не зайдут внутрь, как все нормальные люди?
– Дверь нам открой!
– надрывался Серега, складывая рупором начинающие коченеть руки.
Но слова его не долетали до Лёхиных ушей, фильтруемые двойным стеклом. Сереге пришлось сыграть маленькую пантомиму с участием пальцев. Указательным и средним он изобразил бредущего человечка, который в конце своего пути резко потянул за воображаемую ручку. Но и это талантливое произведение искусства оставило Лёху равнодушным.
– В форточку высунься!
– решил Серега сменить тактику.
На то, чтобы добиться от Лёхи понимания и выполнения этой простой просьбы, потребовалось ещё минут пять. Для этого компании пришлось пустить в ход все свои артистические способности и даже некоторый гипноз.
– Чо?
– спросил Лёха, высунувшись, наконец, наружу.
– Общага закрыта, чо!
– даже не попытался сердиться Серега.
– Спустись на вахту и отопри засов!
– Ага, - сказал Лёха.
Они радостно бросились к двери и стали с нетерпением ждать. С той стороны послышались какие-то постукивания и возня, но потом всё снова затихло.