Уроки правильной ориентации
Шрифт:
— Прочитай.
— Что? Два четверостишия? — вою я в ответ и пытаюсь выудить строчки из памяти.
Мне вообще не страшно говорить. Это как вести дневник или вроде того. Я доверяю безлицому и безымянному, словно больше чем подругам.
— Твой шёпот сразу и под кожу.
Я знаю, он пробраться сможет.
Я знаю, он прижиться сможет.
Я знаю, что я просто не уйду.
Твой запах сразу и по жилам.
Я знаю, сквозь меня прошёл сам.
Я знаю, это всё дано нам.
И
— Мне нравится первое четверостишие, — поразмыслив пару секунд, признаётся вампир, пока я чуть не умираю от волнения.
Ника над нашими головами переходит на Кели Кларксон, поёт мою любимую песню из детства, и мне безумно это нравится. Это как саундтрек к нашему тайному свиданию.
— Может второе переделать, чтобы рифма так же. повторялась.
— М-м. Твой запах сразу и по.
— Лёгким? — предлагает он. — Попробуй.
— Твой запах сразу и по лёгким.
Я знаю, что насквозь им.
Я знаю, отравилась им.
И без него с ума сойду…
— Так лучше, красотка, — шепче Вампир и снова меня крепко целует. Я смеюсь и уже не могу остановиться:
— Твой поцелуй — моя отрава.
Мне времени критично мало.
Мне воздуха критично мало.
Я.
Не успеваю договорить, вампир опять затыкает поцелуем. И молодец, потому что я не знаю, что дальше. Мы снова целуемся. Я чувствую, как сильно бьётся его сердце. Также как и моё — просто сумасшедше.
Почти готова выдать что-то тупое, но говорю:
— Ты мне тоже нравишься…
Мы плаваем в какой-то дикой нежности. Изучаем, трогаем друг друга, будто запоминаем на ощупь, и я готова сойти с ума. Готова немедленно признаться, что люблю-жить-не-могу.
Александр
Верой насытиться нельзя!
Я… и я почти удержался. Почти смог дожить до пятницы.
Ну как смог?.. Вроде пять дней из шести оставалось пережить! Мелочь какая.
В общем, нет.
Она вывела.
Взорвала мозг!
Этой ночью я понял, что сопротивляться будет, ой, как не просто. Стерва дрыхла сном младенца!
Она, мать её, спала, крепко прижавшись ко мне. Как ни в чём не бывало обнимала! А я всю грёбаную ночь еле как сопротивлялся, и боролся с собственными демонами. И проклинал чёртов спор, чёртову игру, чёртовы переодевания, все эти глупости и этот детский сад, в который она влезла и меня втянула.
Но мне в тот момент уже было плевать, хоть голыми и сексуальными всю постель завали… меня клинило на спящей Вере! Меня начинало коротить на мысли, что свет всё же может сойтись на одной! Такой как Вера!
И весь долбанный день мысли крутились вокруг одного объекта, и всюду чудилась она, всюду ею пахло и мучило иррациональное чувство недосказанности… будто я
Вот и назначил свидание, но так, чтобы не рассекретиться, а образ теневого воздыхателя пришёлся кстати.
И она пришла!
Пришла, не думая — как чувствовала.
Она читает мне стихи.
Она идеальная. Милая и нежная.
А как она целуется?!
Мм-м-м. Целует меня и кутается в тепло. Будто растворяется, растворяется во мне. Словно уже… любит.
Я почти готов в это поверить.
Я почти готов признаться и в своём сумасшествии.
— Ты мне тоже нравишься. — шепчет она, утыкаясь носом в мою шею.
— И ты мне, — повторяю ещё раз, и снова как в первый, что — то внутри щёлкает.
— Тогда, раз уж мы открываем души, может, пора рассекретиться? Скажешь, кто ты? — её голос тонкий, молящий.
— Не скажу, — я кремень, я камень. ещё рано. Чтобы себя заткнуть, ворую очередной поцелуй. И мы снова бесконечно долго и бесконечно нежно целуемся.
— Мне пора, — шепчет она, кажется, вечность спустя, когда мы уже еле дышим.
Она перебирает шнурки моей толстовки. Я край её футболки, понимая, что если так будет продолжаться, меня надолго не хватит.
— Нет, — брякаю на автомате, прекрасно понимая, что “да”.
Да, — мягко настаивает она.
Когда очередная песня её подружки затихает в пустом коридоре, мы прощаемся. Расстрёпанная, зацелованная, раскрасневшаяся Вера смотрит на меня с верхней ступеньки. Смотрит в темноту, где прячусь я.
Улыбается и глупо машет рукой.
— Я на… танцы, — зачем-то уточнет и убегает прочь.
Вера Сникет и 33 несчастья
— Это плохо! Очень плохо, — вздыхает Сергей Анатольевич и сверлит меня придирчивым взглядом.
Он выловил меня перед танцклассом, чтобы уточнить где гуляем “я и моя совесть”.
— Это графомания! Не стихи! — отчитывает как первоклашку, неряшливо написавшую букву.
— Я. мне на танцы нужно. — наконец, выдавливаю я, чтобы уже сбежать и не мучаться. Самой становится стыдно за свои "строчки".
— Поверить не могу, что возлагал на тебя надежды. Правильно, лучше иди, пляши! Может, хоть это у тебя получится!
Сергей Анатольевич возвращает мне тетрадку с наскоро нацарапанными начистовую четверостишиями и уходит. А я остаюсь смотреть на глупые строчки, которые ещё пару часов назад казались гениальными. А сейчас. несчастная Вера. Дай ей бог ума и таланта.
Иду в танцкласс уверенная, что и там меня ждёт провал. У станков в линеечку танцоры Олежки, реководителя лучшей студии ВУЗа.