Уролога. net
Шрифт:
— М-м-м-м… — Роберт решил, что больше не будет курить узбекскую анашу — та вела себя по-свински, вместо спокойствия и философских дум принесла яркие, слишком яркие картины газовых камер.
— Вот смотри! Гитлер ненавидел нас! Он создавал для нас гетто и резервации! — распалялся Изя. — Он жег еврейских детей, поливая их бензином, он вешал еврейских женщин, используя одну и ту же веревку!
Воображение Роберта нарисовало ему картину прерий Америки, где в резервациях почему-то сидели евреи. А поскольку
— Знаешь, что они делали с мужчинами? — не успокаивался Изя. — Они кастрировали мужчин!
…Бизоны расступились, в резервацию вошел Гитлер и спустил дяде Моне штаны…
— Они хоронили живых евреев, Роберт! — вошел в раж Изя. — Они кастрировали и хоронили их!
…Гитлер отрезал дяде Моне яйца и начал копать яму…
— Они даже не насиловали еврейских женщин, Роберт! — почти кричал Изя. — Они жалели для нас свою сперму! Они хотели истребить наш род!
…Гитлер презрительно посмотрел на задницу дяди Мони…
Психика Роберта надломилась. Он не мог больше вынести этого ужаса. Он заплакал. Более того, громко рыдая, он выскочил из машины и несколько раз обежал вокруг физ. корпуса, бессвязно крича:
— Вуйме! Деда, как так можно! Фашысты! Гытлер! Дэты! Вуйме, кацо, как жыт далшэ, как жыт!
— Роберт, что с тобой? Роберт… Ладно, я пошел. — Изя вынул из магнитолы диск, водворил на место кавказский блатняк и был таков.
Часа через полтора Роберт успокоился. Он обнаружил себя под каким-то кустом за корпусом и, вспомнив пережитый ужас, поклялся сегодня же пойти к наркологу, ибо подобное становится опасным, роняет мужское достоинство и вообще — вредно для здоровья.
Машина сотрясалась под басами песни про караван и анашу… Ничто не указывало на реальность произошедшего. Роберт выругался по-грузински, выключил музыку, открыл окна, проветрил салон и на безумной скорости поехал искать нарколога…
Роберт уже несколько дней не курил. Он признался в своих подгашишных кошмарах другу, тот отвел его к хорошему наркологу… Нарколог был очень дорогим и быстренько справился с психической зависимостью Роберта большого от тетрагидроканнабинола…
Ввиду того, что Роберт был основным поставщиком травы для этнической группы, эта самая группа заскучала… И стала воспринимать окружающую действительность более реально.
А тем временем Изя… возжелал женщину. Эта женщина даже как-то поцеловала Изю и даже была у него дома… Что послужило достаточным основанием для Изи считать ее своей.
Женщина
День этот сулил Изе неприятности с утра. Во-первых, он проспал. А так как его отец, человек крайне суеверный, давал денег ему только с утра, то Изя остался без денег.
На троллейбус он опоздал. Соответственно, он опоздал на первую пару по анатомии… Лучше бы он и вовсе не приходил в этот день… Ибо в холле анатомички он увидел Ярослава и женщину, которую считал своей… Они целовались.
— Ярослав! — иногда Изя был-таки способен на ярость. — Что это такое! Так порядочные люди не поступают!
— Как не поступают? — оторвался Ярослав от сладких губ. — Не убегают с пар по анатомии?
— Не целуют девушек… — Изя от обиды задыхался. Он имел в виду, что не целуют девушек друзей.
— А кого они целуют? Парней? В Израиле так принято? — Ярослав явно перегнул палку.
— Урод! Шма Израиль! — Изя почувствовал себя агентом Моссада, бесстрашным и сильным.
— Изь, что с тобой? Ты накурился? — изумился Ярослав, толкая Изю в сторону от себя: агент Моссада производил жалкое впечатление.
— Это моя телка! Моя блядь, она моя, ты понял?! — захлебывался Изя.
— Ты бы слова выбирал, выродок, — осатанел Ярослав и грозно надвинулся на Изю.
— Привет, Ярик, привет, Изя, — очень грамотно вмешалась в ситуацию девушка, прекрасная во всех отношениях.
Ее лучезарная улыбка оставила рот Ярослава открытым, оттуда не вырвалось ругательство.
— Изя, ты бы не мог мне помочь, — повернувшись спиной к Ярославу, девушка взяла Изю за локоть и потащила к выходу.
О, она знала, отлично знала, что Ярослав не посмеет пойти против ее воли, а агенту Моссада в данный момент нужна мама, чтобы оттащила его от злых хулиганов…
Сказать, что Изя был в бешенстве, значит, ничего не сказать. Он жаждал кровной мести.
— Оганес, он целовался с моей телкой! С моей, понимаешь!
— Успакойся, Ызя. Расскажи, как дэло било.
— Какое дело? Он прилюдно целовал ее в губы, ты это понять можешь?
— Ну, цэловаться прылюдно — нехорошо, но зачэм ыз-за такой штукы ваэват с другом? Я тожэ мог цэловат ее в губы! Ти жэ никому не сказал, что это твоя дэвушка.
— Она моя телка! Всегда была моей! Я его дубинкой бить буду! Бейсбольной битой, возьму у дяди Вовы.
— Значыт так, Ызя. Ты нэ прав по всэм статьям. Нэльзя ни адну дэвушку називат толкой! Никогда нэльзя! Это же чья-то сэстра, будущая мама! Нэ гавары так, это нэхорошо. Потом, она вибрала его. Он жэ ее нэ насыльно цэловал?