"Урожайная Луна"
Шрифт:
Карл уже затерялся в мечтах, готовый обрушить на нас очередную получасовую обличительную речь.
– Да ну тебя к черту!
– буркнул Мит.
– Давай выгружать его барахло, а то не сможем подняться в горку и начать установку нашего оборудования.
В радиорубке было тихо. Она сулила уединение - то самое уединение, которого человеку иногда так хочется во время ежемесячного звонка домой. Во всяком случае, все мы научились обращаться с приборами сами и не нуждались в помощи единственного на базе офицера-связиста - а тому более
Лицо моего сына Билли на черно-белом телеэкране выглядело иначе, чем во время нашего последнего разговора. Ему это хорошо удается. Он смотрит в телекамеру, а не в стоящий рядом с ним телевизор. Взгляд все еще жесткий, хотя вот уже три года, как он вернулся из Вьетнама и, наверное, почти закончил с медицинской реабилитацией.
– Ты снова подстриг бороду, - заметил он.
Я улыбнулся и распушил ее пальцами. На ощупь почти как стальная щетка.
– Она уже… гм-м… стала заполнять мой шлем. В ответ улыбка:
– Что ж, теперь ты больше похож на Кастро и меньше - на Мудрого старца с гор.
Когда он был мальчишкой, все говорили, что он очень похож на меня, но я так не считаю. Подбородок у него более плоский, ямочка на нем меньше, нос уже, прямее и длиннее и, если хотите знать мое мнение, гораздо больше напоминает нос Фреда, брата его матери.
– Что это за дурацкая рубашка на тебе?
– Одежка здорово смахивала на какой-то воинский мундир, даже с золотыми галунами на воротничке и манжетах.
– Из полиэфира, - ухмыльнулся он.
– Какого она цвета?
– Фиолетовая, папа. Я усмехнулся:
– И что, больше никаких бус и сандалий?
– Времена меняются.
Тут я увидел - даже на зернистом телеэкране, - как начали темнеть его суровые глаза, и решил, что лучше сменить тему.
– Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Его взгляд прояснился:
– Точно! Tempora mutantur, nos et mutamur in illis. Хилдерик, король франков.
В наших с Билли отношениях такое было всегда. Что бы между нами ни произошло, я всегда мог позвать сына прогуляться по лесу, и там мы болтали на всякие умные темы.
– Ты еще встречаешься с той девушкой… э-э… - Господи, да вспоминай же быстрее… - Сарой?
Я увидел, как ему приятно, что я вспомнил ее имя.
– Да.
– Мне понравилось ее фото, которое ты прислал по факсу. Она действительно красивая.
– Высокая блондинка с ярко-голубыми глазами. Нос, правда, великоват, но на ее лице смотрится в самый раз.
– Как твоя мать?
Он нахмурился. Слегка пожал плечами:
– У нее вроде бы все в порядке. Она сейчас менеджер по запчастям на тракторном заводе.
– Это хорошо. Гм-м… Она еще встречается с этим… как-там-его? Он еще больше нахмурился. Медленно кивнул. А чего я от него,
собственно, хочу? Чтобы он рассказал о своем сводном братце? Парнишка родился в конце 1966 года, задолго
– Как учеба?
Он вдруг просиял:
– Меня досрочно приняли в университет Джона Хопкинса, папа! Вашингтонский университет выпустил меня на год раньше, чтобы я уже осенью смог начать учебу на медицинском факультете.
– Так это же здорово!
– Я подал в NASA заявку на стипендию по космической медицине. И мне сказали, что с моими десятью ветеранскими пунктами ответ наверняка будет положительный.
Когда в 1948 году я поступал в Бостонский университет, у меня было всего пять пунктов. И к тому же на моей груди не было «Пурпурного сердца», не говоря уже о «Бронзовой звезде». Военные прислали мне по факсу список его наград, но мне пока не удавалось разговорить Билли на эту тему.
– Но почему?
– удивился я.
– Я думал, ты планировал специализироваться по травматической медицине.
– И по ней тоже, - кивнул он.
– Стипендия по космической медицине требует двойной специализации.
– Все равно не понимаю.
– Папа, сейчас очень много говорят о финансировании системы «Нова/Ровер» как реального проекта. С тех пор, как русские разрешили доктору Челомею опубликовать в прошлом году свою книгу… - Он говорил о Владимире Челомее, главном конструкторе космических кораблей, чьи детища - «Алмаз-9» и «Орел-1»- уже кружат на окололунной орбите и вскоре доставят меня домой.
– Словом, запланированная дата старта первой марсианской экспедиции - 12 ноября 1984 года.
– Когда сам увижу, тогда и поверю… Господи, а ведь мне тогда стукнет уже пятьдесят шесть!
Он еще раз медленно кивнул:
– Да. А мне - тридцать четыре.
В тот день, когда я отправился на Луну, мне было тридцать семь.
– И ты хотел бы полететь.
– Да. Полет рассчитан на три года. Двенадцать человек, им понадобится врач. Хороший врач.
Еще как понадобится. У нас здесь полевой хирург, терапевт и фармацевт, три медика на сорок членов экипажа.
Серьезные глаза сына долго изучали меня. Потом он сказал:
– Тебе нужно кое-что знать, папа. Месяц назад наконец-то допустили к летным испытаниям ядерный ракетный двигатель «Ровер-1». Прототип с тягой почти 34 тонны готов к полету.
– Тот самый двигатель с твердофазным реактором из проекта NERVA? [4]
– Да, папа. Речь шла о том, чтобы присобачить «Ровер-1» к первой ступени «Сатурна-IVB», а выше установить оборудование, оставшееся от программы «Аполло», и некоторые компоненты орбитальной станции. На складах законсервировано достаточно железа от «Аполло/Сатурн», чтобы его хватило на три экспедиции. И теперь они полагают, что выяснили, из-за чего раньше взрывались ракеты. Сейчас это называется проект «Starover».