Урусут
Шрифт:
– Ни фига себе! – вырвалось у прапорщика.
– Фига! – крикнул Степан Семенович. – Бури в четырех точках рядом с основным лазом! По углам квадрата метр на метр! И обрушивай столб вниз! Уланов, Колчин – приготовится к спуску и к эвакуации раненого! Врачей сюда, живо! Одеяла! Всем другим отойти на семь-восемь метров, что вы столпились! Ну как дети точно! Свет дайте! Больше света!
Прожектор был один, и предпосылок для того, чтобы он стал ярче, не имелось, но подполковник не мог не отдавать приказания. Понятно, что врачи стояли наготове вместе со всем необходимым
Визжал бур, еще, еще, – бах-бабах! – рухнул лед.
– Тебя не убило? – закричал в рацию Демченко.
– Никак нет! – ответил Ларионов. – Так, кусочек рядом…
– Уланов!
– Уже спускаюсь! – кричал старлей со свернутым спальным мешком в руках – для поднятия раненого, – сползая в дыру.
– Ларчик! – крикнул Семен Степанович. – Там вещи его какие-нибудь есть?
– Да чего только нет, товарищ подполковник!
– Собери все. Огнестрельное ранение еще как-то объяснять придется.
– Есть!
Павел порывался вызвать Анну, сообщить – но что сообщить? Жив? А что это за пулевое отверстие в затылке? Что за чертовщина такая? Ходил, ходил – рация командира молчала. Вдруг в ней раздался характерный треск и раздался голос сиганувшего вниз вслед за Улановым Колчина:
– Объект готов к транспортировке!
– Поехали, ребятушки! – рыкнул начальник.
Вчетвером, быстро, натянули веревки, заработала лебедка. В спальном мешке, как младенца, которого только что туго спеленали, с прижатыми руками, подняли Олега Белолобова. Его лицо хорошо было видно в свете прожектора. Паша взглянул и ужаснулся – на месте правого глаза запекся огромный сгусток крови.
– В палатку, быстро! – скомандовал кто-то другой, не Демченко, наверное, врач, и на ремнях старого товарища бегом понесли к палатке.
Ширко рванулся следом, но у входа какой-то эмчеэсовец выставил перед ним ладонь.
– Я его друг! – пытался объяснить Паша. – Это я вас сюда привез!
– Привез – и молодец, – ответил тот. – Видишь, не зря. Только дай нам сделать свою работу, хорошо?
Ширко отошел в сторону, от ужасного зрелища его знобило. Синее лицо, коричневый сгусток… А он собирался вызывать Анну и радостно орать, что Олега нашли, что Олег живой… Пуля в затылок, глаза нет, без сознания… Что говорить?
Подошел Демченко.
– Не ожидал?
– Чего именно?
– Что найдем.
– Нет.
– Ответь, мои ребята – орлы? – и тут же подполковник заорал в рацию: – Где вертолет, вашу мать?
– На подлете, – протрещала рация. – Пятнадцать минут.
– Ребята – орлы, – согласился Павел, – спасибо. Только что с ним произошло?
– Очнется, объяснит.
– Хорошо бы очнулся. Выглядит не очень.
– Ну, пальнул в него кто-то, факт. Не сам же себе в затылок выстрелил. О! Ларчик!
Подбежал
– Товарищ подполковник, разрешите доложить…
Степан Семенович крепко обнял невысокого спасателя.
– Умница. Награждать тебя будем. Да и коммерсанты особое спасибо скажут. Верно?
– Верно, – подтвердил Ширко.
– Значит, так, – сунул Ларионов в руку Павлу фонарик. – Посвети, – и развернул кусок брезента. – Походный рюкзак я оставил у Колчина – он сейчас поднесет. А это то, что собрал рядом с раненым.
– Кхе, – наклонился Демченко, – ничего не видно.
Финансист подвел фонарик ближе.
– Е-мое! – крикнул Демченко. – Меч!
– Сабля, – не согласился Ларионов.
– Кольчуга!
– И книжка. Я посмотрел – на арабском. Еще, вот, листы вложены. Еще какой-то кожаный то ли мешок, то ли чехол. Куда он мог одежду деть? Он же не голым на Эльбрус поднимался?
– Там пещера? – спросил командир.
– Огромная! Думаю, что я прямо какое-то открытие сделал. По крайней мере, никто ни про какие пещеры здесь не слышал.
– Дайте посмотреть, – попросил Павел и взял книгу. Да, арабский. – Я заберу все это?
– А если понадобится для расследования? – засомневался Семен Степанович.
– Для расследования нужны пистолет и стрелявший, а не книжка с мечом и кольчугой. И, будет надо, предоставлю. Может, он за этими предметами и полез. Потому и жив остался.
– Почему – голый? – опять спросил Ларионов.
– Загадка, – почесал ухо командир.
Вышел врач.
– О, все здесь. При гражданском можно, товарищ подполковник?
– Конечно, можно.
– Пациент в глубокой коме. Пуля вошла в затылок, прошла сквозь правое полушарие мозга и вышла через правый глаз. Один случай на десять миллионов! На пятьдесят! Он не должен был выжить после такого выстрела!
– Но выжил?
– Еще как выжил! Все органы функционируют нормально, давление, пульс, – никаких замечаний. Пролежал, я так понимаю, голышом полтора суток – ни следа обморожения. Наоборот, тепленький! Ничего не понимаю!
– Скажите, – спросил Паша, – а из комы его вывести можно?
– Ну, милый, это уж как Бог даст. Бывает – быстро, бывает – не очень, но крайний срок – полгода. Если выходят из нее позже, обычно к самостоятельной жизни уже не способны.
– Как это – «к самостоятельной»? – спросил Паша.
Доктор внимательно посмотрел на него.
– По-моему, я достаточно ясно выразился. Мы его срочно эвакуируем в Москву, а вы ведь буржуи – готовьте ему самую лучшую клинику, я думаю, что вам это по силам, и пусть специалисты проводят мероприятия по выводу из коматозного состояния.
– А кто эти специалисты? – наморщил лоб Ширко.
– Кто-кто… Нейрохирурги. А я – травматолог.
– Значит, так, – решил подполковник. – Раненого на вертолете в аэропорт, затем на самолете – в Раменское. Ты, Павел, решай вопрос с больницей, чтобы встретили и увезли сразу же. Мы все здесь ночуем, завтра собираем оборудование и на вертолетах в МинВоды. К тому времени наш борт за нами уже вернется.