Урусут
Шрифт:
– У него частичная потеря памяти, – пояснила Анна.
– Это пока, – добавила Нина. – Все восстановится. Вот увидите.
– Да? – Игорь плюхнулся на стул. – А подробнее?
– Я не помню Ивана и Александра.
– Да как это? – Игорь тут же вскочил обратно. – Это же они из-за тебя этим, блин… дзюдзюцу стали заниматься! Руки-ноги себе переломали! А ты – не помнишь!
– Извини, – вздохнул младший.
– Девочки, – повернулся Игорь. – Этажом ниже стоит кофейный автомат, я вчера там кофе пробовал – отличный просто! Пять минут, не обижайтесь.
– Да мы решили ничего не скрывать друг от друга… – робко проговорил
– А мы не против, – посмотрела на дочку Анна. – Все равно нам надо… В дамскую комнату!
Нина перевела взгляд с дяди на отца и произнесла:
– Точно! Нам минут десять нужно! Но скоро вернемся!
– Отлично! – показал старший большой палец.
Дочка и мама вышли.
– Олег! – сразу подскочил к Белому Лбу брат. – Кто в тебя стрелял?
– Кто, кто… Дед Пихто. Ничего не помню. Всю нашу жизнь не помню. Рассказывай, что происходило после 82-го года.
– Как?! Вообще не помнишь? – опешил Игорь.
– Вообще. Как отец и мать?
– Так разбились… На машине.
– Когда?
– В 86-м…
– На Киевском шоссе?
– Почему на Киевском?.. На Крымском мосту. Ехали с дня рождения, отец выпивши сел за руль, не вписался…
– Дед?
– Еще в 84-м умер. Как тебя за фарцу по ментам принялись таскать, так у него инфаркт произошел.
– Меня? – изумился младший. – За фарцу?
– Ну да. И еще за торговлю валютой. Не посадили только потому, что тебе было всего четырнадцать лет. Исключили из комсомола. Отец винил в смерти деда тебя. Я не мог терпеть ежедневные скандалы, плюнул на все и ушел в армию. Из-за твоей неблагонадежности заслали меня на БАМ – а я в Афган хотел. На БАМе встретил будущую жену, Дарью. Возвращаться не стал. Женился, поступил в институт, закончил, начал работать. С тобой мы виделись часто – я в Москву приезжал не раз и не два.
– А у меня какой был институт?
– Сначала – никакой. Тебя никуда не брали. Ты же был практически преступник, КГБ тобой интересовалось. Даже для армии придумали тебе плоскостопие – чтобы ты советских воинов не разлагал.
– У меня?! Плоскостопие?!
– Я же говорю – придумали. Поступил ты только в 92-м, когда комсомольские и прочие характеристики уже не требовали. Закончил с красным дипломом, улетел в Америку. Мы все еще спорили, сдавать родительскую квартиру, или не сдавать. Вернулся, женился, я на твоей свадьбе в бассейн скульптуру уронил. Не помнишь?
– Нет.
– Ну, а то, что я тебе о нашей родословной рассказывал по пьяни, помнишь?
– Какой родословной? Да нет же!
– Эх… – Игорь встал и зашагал по комнате. – Не хочу заново все это переживать, но, считаю, ты имеешь право знать. Ты мне не родной брат.
– Вот так новость! – у младшего отвисла челюсть. – А какой – сводный?
– Нет, – отрицательно покачал головой Игорь. – Тебя в 72-м дед с мамой нашли.
– Как это – нашли?
– Как я потом понял, папа с мамой хотели второго ребенка, но случился выкидыш. Мама побоялась еще рожать. А тут, зимой, когда отец с дедом еще общались, в нашем же подъезде наткнулись на тебя. Маленького, голенького, да еще со сломанной ногой и ранами на бедре и на плече. И без сознания. Ну, дед схватил тебя и понес домой отогревать, вызвали «скорую». Тебя увезли, дедушка был вне себя, все кричал, кто это мог так с ребенком поступить? Через какое-то время решили найденыша навестить. По
– Мне мама говорила, что мои шрамы на плече и на бедре от того, что я в младенчестве на разбитую бутылку во дворе упал…
– Ну-ну. И когда ты в больнице увидел маму с дедом, то обрадовался и заговорил… на старославянском. Дед чуть не рухнул. Думал, что какие-нибудь староверы тебя в Москву привезли и бросили. Вот он маме и посоветовал тебя усыновить – мол, один нужный для историка язык уже знает, другим научим. Шутил. Просто ты ему приглянулся. Наверное, папа тебя потому и не особо любил, что ты ему не родной. Но не я! – Игорь стукнул себя кулаком в грудь. – Не я! Ты для меня – брат, был, есть, и будешь, я даже ни секунды не задумывался о том, что ты – не Белолобов!
Олег сидел, будто в трансе, потом повернул голову к брату и произнес:
– Игорь. Я самый настоящий Белолобов. Более настоящего не бывает.
– Конечно! – вскричал старший. – Конечно!
– Игорь, – попросил Олег. – Сходи за водой. Что-то мне не по себе. И девчонок позови.
– Минуту! Секунду!
В дверях брат столкнулся с Левоновичем, взглянул на него и быстро прошел мимо.
– Губаз! – прорычал Олег. – Может, хватит «собирать данные»? Дайте с семьей побыть.
– Вам пока вредна такая активная жизнедеятельность!
– Ага. А что не вредно?
– Принять лекарство и заснуть.
– Хватит. Выспался. И химию никакую в меня пичкать не будете. Так и скажите Аркадьевичу.
– Видите, как я хорошо вас спровоцировал. Теперь вы не сможете отказаться общаться со следователем из-за плохого самочувствия.
– Каким еще следователем?
– Обыкновенным. Из Следственного комитета. Имело место покушение на убийство. Мы обязывались сообщить, если вы выйдете из комы. Мы пригласили его на завтрашнее утро, а он почему-то уже здесь. Просит только десять минут – мол, все понимает.
– А потом отстанет?
– Наверное.
– Фух, – Белолобов лег и натянул на себя одеяло. – Только брату скажите, что я воду расхотел – иначе дверь вышибет вместе с вами и следователем. И девчонок предупредите – пусть там вместе с Игорем поболтают.
– Хорошо, – согласился врач и пошел к выходу. Вдруг повернулся и сказал: – У нас такого бедлама никогда не было. Но я очень, очень этому рад! Вы – наш самый большой успех!
– Спасибо, Губаз. Зовите сыщика.
– Сейчас.
Секунд через пятнадцать в дверь поскреблись мышью, и мягкими неслышными шагами вошел совсем молодой человек с жиденькой бородкой. Походил он больше не на сотрудника Следственного комитета, а на студента века так девятнадцатого.
– Здравствуйте, Олег Иванович! – вкрадчиво произнес он. – Очень рад вашему выздоровлению! Позвольте присесть?
– Присаживайтесь, Порфирий Петрович.
– Почему Порфирий Петрович? – удивился незваный посетитель, затем вдруг улыбнулся, хлопнул себя по коленке, погрозил пальцем и хихикнул. – Шутите. Это отлично. Значит, совсем здоровы.
– Не совсем, кхе-кхе, – закашлялся Олег. – Меня хватит только на десять минут.
– А мне больше и не нужно. Меня зовут Денис Дмитриевич.