Ушаков. Боярин Российского флота
Шрифт:
— Что это у тебя в стакане? — вдруг спросил Сенявин.
— Вода с тертым хреном, матрос один принес. Очень бодрит. Желаете попробовать? Был полный стакан, я половину выпил.
Сенявин с недоверчивым видом взял стакан, понюхал, сделал глоток, еще раз понюхал и поставил на место.
— Вроде ничего, освежает не хуже лимона. — И, вспомнив о чем-то, промолвил загадочно: — Россия!
Не пытаясь угадать его мысль, Арапов молчал.
— Устал!.. Надоело… — снова принялся тереть щеку Сенявин. — Порою хочется плюнуть на все, поставить паруса да домой!.. — Поскольку Арапов продолжал молчать, через некоторое время заговорил снова: — Во время прошлого похода, когда освобождали Ионические
Сказав это, Сенявин поднялся, сделал прощальный жест и ушел к себе.
* * *
Дни проходили незаметно. В эскадре Сенявина заканчивали чинить корабли, поврежденные в последнем сражении с турками. Возвращались в строй после излечения раненые матросы и офицеры. На острове Тенедос, главной базе эскадры в районе Архипелага, усиливались береговые укрепления. Шла подготовка к новым баталиям.
Однажды у острова Тенедос появились под английским флагом четыре огромных линейных корабля, два фрегата и один бриг.
— Бьюсь об заклад, — воскликнул Сенявин, — англичане узнали о нашей победе и теперь предложат нам план совместных действий.
Вице-адмирал не ошибся. Едва прибывшие суда стали на рейд, как на русский флагман прибыл командующий английской эскадрой лорд Коллингвуд. Сенявин встретил его очень радушно, с музыкой, и сразу же пригласил к себе в каюту. Арапова с ним не было, и какой шел разговор между ними, он не знал. Кое-что ему стало известно только после встречи командующих. Лорд Коллингвуд дал Сенявину согласие произвести обеими эскадрами совместное вторжение в черноморские проливы, чтобы выяснить, что сталось с турецким флотом после Афонского боя и может ли он оказать сопротивление объединенным русско-английским силам. Обо всем этом Арапову сообщил сам Сенявин.
— А когда выступать? — спросил он его.
— Скоро, — последовал ответ.
Однако прошла неделя, другая, а команды к выступлению все не поступало. Что-то недоговорено было между командующими… Как-то после обеда Арапов вышел на палубу, посмотрел на море и удивился: в том месте, где рейдовали англичане, катились одни только волны, суда союзников словно в воду канули.
— Куда подевались англичане? — обратился Арапов к вахтенному офицеру.
— Ушли своей дорогой.
— Как ушли? А совместный поход?
Вахтенный сказал, что в такие вещи его не посвящают, и посоветовал обратиться к самому адмиралу.
Арапов не встречался с Сенявиным уже несколько дней: адмирал не вызывал его, а идти к нему самому не было подходящего повода. Но теперь он решился идти.
Сенявин был у себя. Появлению адъютанта он не удивился. Арапову показалось, что он ему даже обрадовался.
— Проходи и садись. Будем пить.
Перед ним стояли тарелки с остатками обеда и два штофа, в одном из которых оставалось лишь немного на донышке. В одиночку и тем более в обеденное время Сенявин обычно не пил, а тут, на-ко тебе, будто и не он вовсе. Лицо стало красным, глаза потемнели. В Сенявине что-то осталось от потемкинских привычек — с той поры, когда он, еще молодым офицером, пользовался особым кредитом светлейшего, выполняя его личные поручения. Правда, Сенявин не впадал в длительную хандру, как бывало с Потемкиным, но, когда его что-то расстраивало, он, как и Потемкин, приказывал подавать себе вино, надеясь найти в нем утешение.
— Пришел о чем-то спросить?
Арапов сообщил об отплытии англичан.
— Ну и хорошо, что ушли, — промолвил на это Сенявин, — нам с ними не по пути.
— Вы хотите сказать, что совместный поход в пролив отменен?
— Получено
Сенявин допил остававшуюся в стакане водку и с неестественной улыбкой уставился на Арапова:
— Почему не кричишь ура? Не рад перемирию? Впрочем, выпей сначала. Не одному же мне пить.
Арапов выпил немного, потом сказал:
— Может, я многого не понимаю, но я не вижу причины для уныния. Перемирию солдат всегда рад.
— Я, братец ты мой, не унываю, — качнул головой Сенявин. — Не этим я огорчен. Его величество изволил прислать мне текст договора между Россией и Францией, подписанный в Тильзите. К договору приложены "Отдельные и секретные статьи". А статьи оные, братец ты мой, такие, что язык не поворачивается сказать… — Он налил из штофа полстакана, подкрепился глотком и с театральными жестами стал цитировать по памяти: — "Статья первая. Российские войска сдадут французским войскам землю, известную под именем Каттаро. Статья вторая. Семь островов в полную собственность и обладание его величества императора Наполеона…"
— Каких островов, Ионических?
— А каких же еще? То, что было завоевано Ушаковым и нашей эскадрой, брошено коту под хвост… Не представляю, как я сообщу сие решение сенату Ионических островов?
Арапов наконец-то понял причину хандры адмирала и проникся к нему сочувствием. Сенявин принимал личное участие в освобождении Ионических островов, и ему было совсем не безразлично, какая судьба их постигнет. Ионическим грекам при сложившихся обстоятельствах не давалось выбора: они должны были отказаться от «дарованного» им самоуправления, от установленного Ушаковым государственного порядка, основанного на полном уважении их национальной самобытности, и перейти под самодержавную власть парижского диктатора, служить интересам бонапартовской военщины, интересам французских купцов и промышленников. Нет, не обрадуются островитяне Тильзитскому договору! Да разве только они не обрадуются? А славяне Адриатического побережья, воевавшие против французов под знаменем Сенявина? Ведь Сенявину повелевалось вывести войска и оттуда тоже, вернуть французам освобожденную им совместно с черногорцами крепость Боко-ди-Каттаро.
— Куда же мы теперь? — растерянно спросил Арапов.
— Домой. Куда же еще?.. — Сенявин полез в железную шкатулку, прибитую к краю стола, чтобы не сваливалась, и достал оттуда бумаги. — Вот, тут все написано… Рескрипт его величества. Тут написано — слушай: "Французское правительство, приняв на себя попечение о восстановлении доброго согласия нашего с Портою, первые старания свои обратит к тому, чтоб истребовать согласия Порты на свободное возвращение Черноморской нашей эскадры, ныне в Дарданеллах находящейся, опять в Черное море…" Далее государь пишет, что пока не будет получено разрешение Порты на проход черноморских кораблей из Архипелага в Черное море, они должны оставаться у острова Корфу. Согласно высочайшему повелению, в Черное море должны пойти только те суда, которые приписаны к черноморским портам. Что же касается главной эскадры, то она должна возвратиться в Балтийское море.
— В Балтийское море? А англичане нас пропустят?
— В том-то и штука, что государь о сем умалчивает. Возвращайтесь, говорит. А каким образом возвращаться, инструкций о том в рескрипте не содержится. А я мыслю, — продолжал все выкладывать Сенявин, — дело это не совсем простое. До этого англичане были союзниками, а теперь из друзей превратились в неприятелей. Мы не можем не считаться с этим, не можем тешить себя надеждой, что они не решатся напасть на нас. Да что там толковать! Ломай не ломай голову, а выхода из положения все равно не придумаешь. Лучше выпьем. — И он принялся наполнять водкой стаканы.