Ушедшее лето. Камешек для блицкрига.
Шрифт:
Начальник УНКВД уже дожидался меня, достав карту из сейфа. Вместе мы изучили схему расположения зарядов, и уперлись в вопрос, кто же будет закладывать взрывчатку? Взрывников у Строкова не было, а у меня тем более.
— Ну ладно, толом мы каморы забьём, — Я отмахнулся от дыма папиросы, и вновь с яростью уставился на схему, — Но как устанавливать детонаторы, и прокладывать линию?
— Не знаю, — капитан госбезопасности машинально сломал спичку, потом кинул её в пепельницу и взял трубку телефона: — Пётр Васильевич, зайдите ко мне.
Пока Заяц не пришёл, мы
— Вызывали, Виктор Иванович?
— Заходите. Вот, скажите нам с капитаном, где наш «Подрывник»?
— Да где же ему быть? Сидит у нас в изоляторе. Повезло ему. Дело ещё не закончено, никак не вспомнит, у кого конкретно, он взрывчатку брал. Прокурор продлил срок задержания.
Повернувшись ко мне, Строков объяснил:
— Поймали тут на реке, одного умельца. Ещё месяц назад, рыбу решил глушить «бонбами», партизан с Гражданской, чтоб его. Дело было недалеко от желдормоста, так что его быстро повязали, и ко мне. А он пьян до изумления. Когда протрезвел, разобрались, да и передали дело в милицию. Думали влепить ему штраф, да дело с концом, а оказывается у него взрывчатка в «бонбах», с войсковых складов. Так что, пришлось дело обратно забирать.
— В общем, — продолжил Заяц, — надо выяснить где же он, взял взрывчатку. А этот старый чёрт, ничего не помнит. «Накатили четверть с кумом. Тут хлопцы подходят, усе в форме, и гутарят, что горилки им надоть. Ну кум, уже готов, а у меня взыграло. Говорю, будет вам, хлопцы горилка, а вы мне гранату дайте». Вот так и рассказывает, а кто эти хлопцы, какие хоть у них звания, а ... — со злостью закончил старший лейтенант милиции.
Я с трудом сдерживал смех:
— Так, на кой лях, ему граната?
— Да упёрся, как баран у ворот! Сом у него в личных врагах! Пять лет не может того сома из бочага вытащить!
Мы со Строковым не выдержали, и захохотали, потом я всё таки немного успокоился, и поинтересовался:
— Так сом, хоть всплыл?
— Никто не знает, — не выдержал, и усмехнулся Заяц, — Когда стрелки НКПС лодку поймали, этот подрывник уже спал. В лодке, рыбы не было.
— Так что, вы хотите чтобы этот партизан мост минировал? — я оглядел чекистов, и недоверчиво переспросил: — Вы что, серьезно?
— А что нам делать? — развёл руками Заяц, — Этот, как вы его назвали, партизан — единственный взрывник в городе.
— Ну я бы так не говорил, — задумчиво возразил Строков прикуривая очередную папиросу, — Надо проверить в паспортном столе и в военкомате.
— Слушайте, а зачем создавать себе лишнюю работу? — поинтересовался я, — Неужели в Калинковичах ни осталось военных? Если пехотное училище ещё не эвакуировали, то специалист там обязательно будет.
Строков отрицательно покачал головой:
— Да вряд ли там кто-то остался. Досрочный выпуск у них был почти месяц назад. Хотя, хм.., Калинковичи?
— Ага, — подтвердил Заяц, потом оба посмотрели на меня.
— Мы вам поможем, товарищ Листвин. — пришёл к окончательному решению Строков, — Только сами понимаете, работать будут наши люди, и желательно чтобы их никто не
— Понимаю, — согласился я, — и когда скажите, караул с моста сниму. Отправлю, своих окопы подправлять. Только, давайте не тянуть с этим вопросом. И ещё, что с зенитчиками делать? Они же мне не подчиняются.
— Завтра-послезавтра, будет приказ о введении осадного положения, — отреагировал начальник УНКВД, и добавил: — военному коменданту все будут подчиняться.
Я встал, и вдруг вспомнил:
— О, чуть не забыл! Скажите, что у нас в городе с ценами творится?
— А что такое? — заинтересовался Заяц.
— Так «Казбек» уже почти десять рублей стоит.
— Где!? — возмутился милиционер.
— В буфете ресторана.
Строков нахмурился:
— Пётр Васильевич, лично разберитесь. Только спекуляции нам ещё не хватало.
Выйдя наконец-то из здания НКВД, я задумался о дальнейшем маршруте. Ехать к желдормосту было не с руки, не было пока у меня власти командовать зенитчиками. Объявление осадного положения задерживалось, что в общем-то правильно. Война была ещё далеко, а лишних хлопот мне и даром не надо. Эх, придётся возвращаться в батальон, и снова садиться за бумаги. Вот же, проблема. В батальоне офицеров нет, зато в штабе бумажного укрепрайона, «кубики», и «шпалы» почти на каждом. Уже открыв дверцу машины, я заметил летящий «газончик» с ярко-красным крестом на боку. Предчувствие беды резануло сердце. Запрыгнув в машину, я с лязгом захлопнул дверцу, и Зубрицский резко дёрнул «эмочку» с места.
Возле моста нас встретила оглушительная тишина. Нет, по-прежнему плескала волнами река, и ветерок ерошил волосы, снявших пилотки, шляпы, и редкие фуражки людей. Но все эти звуки скользили мимо людей, не отрывающих взглядов от группы красноармейцев, столпившихся возле старенького «газика» с ещё сверкающим краской крестом милосердия. Когда я подошёл ближе, ко мне сначала подошёл Абрамзон и очень тихо сказал:
— Беда, товарищ капитан. Заяц помер.
Я недоумёно посмотрел на своего верного зампотыла, но не успел ничего спросить. Подскочившая к нам Коробочко, рыдая, начала кричать на нас, что это мы его убили! Боюсь женских слёз, всегда чувствую себя виноватым. И как обычно, пришлось мне, собрать в кулак, всю свою волю, чтобы снова стать тупым солдафоном.
— Товарищ старший сержант медслужбы! Я вам приказываю, немедленно прекратите истерику! Доложите, как положено!
Сверкнув на меня смертоносными изумрудами глаз, товарищ старший сержант, беспомощно посмотрела на Абрамзона. Старый еврей устало вздохнул, и достал из нагрудного кармана гимнастёрки платок:
— Сходи-ка ты дочка к реке, умойся. — Потом вновь обратился ко мне: — Мы разгрузили первую машину, Заяц командовал. А второй «ЗиС» таки стоял на мосту, и на площади уже толпа собралась. Ну я с этим поцем, пока договорился, Заяц, сам скомандовал машину скатить с моста на остров. Этот интендант, — Абрамзон сглотнул продолжение, — приказал снять с машины аккумулятор, так что завести было невозможно. Ну бойцы напряглись, а она стоит, и он не выдержал...