Ушедшие в никуда

Лазарева Марина

Слушая рассказ отца, Амина менялась на глазах. Слезы ее внезапно высохли. Она сидела перед отцом, вытянувшись в струну. Серьезные, повзрослевшие вдруг глаза ее смотрели сквозь него. Трудно было сказать, куда был устремлен этот взгляд. Все лучшие дни были для нее сейчас в прошлом. В настоящем она встретилась с потерей и предательством.

Будущее казалось ей беспросветным.

XXVII

Торговый караван, сплетенный из нескольких десятков навьюченных верблюдов, держал неблизкий путь из ал-Сина в Хазарию через небезопасные земли гузов. Солнце, завершая свой каждодневный путь по небосводу, приближалось к окоему. Нужно было подумать о ночлеге. Не каждая юрта, не каждое становище этих полудиких кочевников пылали радушием принять под сводами своего домашнего очага припозднившегося в пути чужака. Свои законы, свои обычаи царили в этой стране. Ни один иноземец не мог проехать по земле гузов, если не было у него здесь кунака.

До становища Ауэза оставалось многим меньше четверти фарсаха пути. Юнус беспокойно поглядывал на небо – успеет ли караван до темноты разместиться на ночлег? Навьюченные животные тяжело ступали по бесконечным пескам азиатской пустыни, меряя шагами огромные расстояния от привала до привала.

Ауэз был очень богат. Он владел огромными табунами лошадей и верблюдов. На его пастбищах паслись многочисленные стада тонкорунных овец. Ему прислуживало множество рабов и рабынь. В кунаках у Ауэза значились многие купцы и путешественники, что шли с товарами в Мавераннахр, Балх и ал-Син. Когда их караваны оставались у него на ночлег, он ставил для каждого из них юрту, ублажая друзей ласками юных невольниц. Он подгонял к ним столько овец, сколько надобилось гостям. Ауэз давал путникам лошадей и верблюдов, давал и овец для пропитания в пути.

Именно с Ауэзом свела судьба

Юнуса, когда много месяцев назад впервые ступил он на землю гузов новоиспеченным мусульманским купцом. Ауэз был кунаком Кахтана, Язида и Нерсе, весьма успешных торговцев, которым фортуна вверила Юнуса. Пройдя с ними путь от ал-Сина и обратно, юноша ни разу не посетовал на Провидение, что так круто изменило его жизнь. Фахретдин, которому Юнус вез сверток от Мусы и Исраила, нашел его сам. Взамен он вручил Юнусу другой сверток для его друзей. Все это было столь необременительно, что Юнус не придал этому особого значения и ни разу не задумался, что было в этих свертках. Успешно продав рыбий клей, выручив за него немалые дигремы, купцы везли в Хазарию ткани, пряности и серебряную монету. Верблюды Юнуса тоже не шли налегке. Сколько раз вспоминал он добрым словом Мусу и Исраила. И его мошна, туго набитая дирхемами, приятно отяжеляла пояс.

Добрались до становища, когда солнце совсем уже скрылось за горизонтом, а густые сумерки позволяли различать лишь силуэты разбросанных по степи жилищ.

Ауэз вышел навстречу путникам. Его беспокойный нрав, отразившись в громком резком голосе, тут же поднял на ноги отошедших было ко сну обитателей его родового племени. Забегались рабы и рабыни, засуетились жены и дети. Все лишились покоя в гостеприимной суете перед только что прибывшими иноземными купцами.

Юнус спешился с лошади. После долгого перехода протяженностью в фарсах, земля плыла под ногами.

– Приветствую тебя, Кахтан, – суетился Ауэз, – и тебя, Нерсе, и тебя, Юнус. Мой дом – ваш дом. Мои бараны – ваши бараны.

Пока рабы ставили войлочные юрты, распрягали лошадей и верблюдов, гости, как того требовали законы страны гузов, раскладывали перед хозяином дома приготовленные для него дары.

Конец ознакомительного фрагмента.