Ушедший
Шрифт:
— Энакин, я умоляю тебя, ради жизней всех тех, кого ты спас во время Войны Клонов, ради миллиардов жителей Республики, я молю, выступи завтра перед Сенатом, объяви суверенитет Белого Флота, вступите в состав Республики, оставаясь независимым государством.
Для него это прозвучало очень глупо, и его следующий вопрос был бы «Зачем?», если бы не гнилая мысль, которая грызёт его уже долгое время:
— Ради миллионов жителей Республики? Почему не ради тебя? Не ради нашей семьи?
И почему она бегает от него по всей комнате словно виноватая шкила? Прячет взгляд, отворачивается? Сейчас сложное время и у неё был
Он подошёл к ней в плотную, нежно погладив по щеке, убирая спадавшую прядь с лица, прислушиваясь к её аромату духов. Это всегда его успокаивало.
— Слухи о тебе и Органе – правда?
— Энакин, мы сейчас говорим о возможности присоединения БМФа к Республике, о вопросе межгалактической важности… — она выскользнула, снова отдаляясь от него.
— БМФ ни когда не присоединится к Республике, — злость поднялась из глубины, ему не нравилось то, что он слышал в её словах.
— Ты не можешь обречь…
— Могу, — холодно ответил он, как отвечал сотни раз за последнее время. Он служит только своему флоту, и заботиться и бережёт своих граждан, своё государство.
— Энакин… — она вновь села на стул, закрывая лицо руками, захлёбываясь новым приступом тихой истерики.
— Так слухи о тебе и Органе – правда?
Если она сейчас не ответит, он развернётся, найдёт Органу и собственноручно сломает ему гортань, после чего заставит его сердце остановиться. А потом вернётся, и они продолжат разговор.
— Так больше продолжаться не может, — она нашла в себе силы, чтобы встать, выпрямиться, и посмотреть ему в глаза, тем самым откладывая смерть королька на некоторый срок. — Энакин, я …. Я была счастлива с тобой, но сейчас я хочу развода.
В голове словно вакуумная бомба взорвалась, а следом, как три плазменных выстрела вошли в его грудь, и вышли, оставив три огромных дыры. Он мотнул головой. Стоп, сказал он себе, — ничто и никогда больше не сможет тебя подломить.
— Нет… Я не отдам тебя… я убью его и разрушу всю его систему… — это был единственный выход из данной ситуации. Давно это надо было сделать.
— Энакин, это моё решение, — заявила Падме, — Бейл тут ни при чём.
Конечно ни при чём, он же король мирного Альдераана, он вообще ни в каких делах ни при чём. Просто удушит, и тоже будет ни при чём:
— Нет… я не отдам тебя, — ни ему, ни кому-либо другому.
— Тогда я аннулирую наш брак, и при собрании священников Тида его признают недействительным по причине твоего происхождения, — холодно отчеканила женщина напротив.
— Аннулируешь? — он уже научился ловить главное слово в витиеватой речи политиков. — Аннулируешь?!! — ему нужна разрядка и немедленная разрядка, лучше ситхов диван со столом, чем то, что он сейчас мог натворить, чувствуя нарастающую пустоту внутри, которая заставила его встать и забрать флот, захватить верфи и клонодельни, оградить свою территорию… Что она несёт?! — Аннулируешь три года нашей любви? Ожиданий? Надежд? Я с того света возвращался, думая только о тебе! Я все страхи войны переживал и возвращался к тебе! Я убивал, чтобы ты жила в мире! И ты хочешь всё это аннулировать?
Она снова кинулась в рёв, садясь на
— Республика, Органа, развод… это, конечно, хорошо, — заставил себя успокоиться Энакин, понимая, что крикам в такой ситуации он её не успокоит. — Но ты – моя, и я тебя никуда не отпущу, — твёрдо заявил он обнимая, и постарался поцеловать заплаканное лицо.
Падме отвернулась, отвергая ласку:
— Энакин, не надо. Я не хочу быть с тобой. Я хочу развода.
Он опустился на колено, снова завладев её руками и взглядом. Это не мысленно, он не мог допустить этого, он сделал невероятное для того, что бы им было куда уходить, чтобы она была счастлива, чтобы они вновь были вместе. Одна только мысль об этом разрушала всё что он сделал, всё ради чего он вставал каждое утро, ради чего он летел сюда и устраивал весь этот цирк с прибытием и согласием. Его Вселенная теряла Силу без неё.
— Я молю тебя, Ангел… ты самое дорогое, что осталось у меня. Риазиль и Белый флот – это всё для тебя. Мы же так мечтали улететь от всего этого: от Сената, Ордена, от войны и политики. Мы создадим наше государство, наш мир. Мы сможем всё начать заново. Я уничтожу Палпатина с его Империей, и мы сможем спокойно жить. У нас будет малыш. Ангел, не надо развода.
Её слёзы прекратились, она собралась, голос стал ровным, как световой меч, который ещё раз вошёл в его грудь:
— Энакин, я не хочу, чтобы мы так расставались, но я больше не желаю такой жизни. Дай мне развод.
Сейчас она могла разрядить в него плазменную обойму, и ему не было бы больней. Но это не важно, он стерпит, он многое терпел, и много переживал. И порой думал, что не выживет. И порой думал, что не стерпит, и по-прежнему мог чувствовать и у него были ещё желания. И сейчас, он хотел обнять её и поцеловать, наверняка зная, что её поцелуй залечит все его раны и успокоит любую боль. Даже эту. Он попытался поцеловать её в губы, она отвернулась, он стал покрывать поцелуями раскрасневшиеся щёки, соленые от слёз, она попыталась встать, он не позволил.
— Энакин, пусти, — она упёрлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть. Это вывело его из себя, плавным приёмом он перехватил её за руки.
— Что ты делаешь? Мне больно! — её вскрик охладил его пыл, заставив ослабить хватку:
— Прости, я очень скучал.
Её близость туманила рассудок, он не мог от неё оторваться. Бесконечные месяцы ожиданий, он грезил её руками, её нежной кожей, её ласками. Он безумно скучал…
— Отпусти меня, — Ангел дёргалась больше в неудовольствии, он чувствовал это. Она тоже скучала. Он перехватил её руки в одну ладонь, и нежно провёл своей рукой по щеке, запуская пальцы в волосы, распуская тёмные локоны. Ему не нравились эти шпильки и украшения, он любил запускать ладонь в её шелковистые волосы.
— Отпусти, — с придыхание попросила она.
— Не могу, — честно ответил он, понимая, что уже не контролирует себя.
— Не заставляй меня это делать, — пригрозила прекрасная нейкхан
— Не заставляй меня это делать, — пригрозил он, понимая, что желание и она так близко. Он многое перекроил в себе, и сейчас… — Ты – моя жена, — почему-то стало для него определяющим.
— Наш брак не имеет силы. Он держался на нашем обоюдном согласии.
Зачем она его злит? Зачем провоцирует? Неужели мало того, что она сегодня сказала?