Ушкуйник
Шрифт:
— Держи!
— Ой, спасибо! — запунцовела Лиза.
— И куда ты теперь пойдёшь? Ты же вольная отныне.
— А разве нельзя дальше жить и работать у тебя? Мне ведь некуда идти.
— Да, женщине или девушке без семьи, без мужчины тяжело — не прожить. Оставайся! Чего тогда вольную просила, когда не изменилось ничего?
— Душа свободы просила. Одно дело — знать, что можешь идти куда хочешь, и совсем другое — невольницей жить.
Мишка в затылке поскрёб:
— Верно.
— Вот что, хозяин! Товары кончаются, новые надобны.
— Гляди-ка, не успела
— Да у меня так — вырвалось. Сам на полки погляди.
Михаил обвёл глазами лавку. И в самом деле — скудновато. Трофеи-то из Сарая есть, но деньги крутиться должны. Если в сундуке лежать будут — всё равно закончатся, рано или поздно. В Нижний бы поехать, да через седмицу вече — Костя просил быть.
Решил Мишка оставшиеся дни до вече с толком потратить — товар для продажи в Нижнем закупить. В прошлом разе хорошо разобрали игрушки из Дымковской слободы — глиняные, расписные: свистульки, коней да барынь. А после вече — сразу в плавание, похоже — в последний раз перед зимой. Через месяц-полтора снег ляжет, а недели через две и реки льдом скуёт. Тогда до весны ждать придётся.
Всю неделю он закупал товары — не поленился, проехал с нанятой подводой по деревням, скупил меха. В Дымковской слободе побывал, благо недалеко. Полвоза глиняных расписных поделок привёз. Льна белёного у ткачих закупил. Его неплохо купцы берут, что к немцам через море плавают. Так и пролетело время в хлопотах.
Настал день вече. Колокол с утра зазвонил, собирая народ на площадь. Мишке вначале показалось, что весь город собрался. Площадь народом запружена — яблоку упасть негде. И все к помосту поближе жмутся, чтобы повиднее да послышнее было. Вот и старшина городская вышла степенно и важно, расселись на скамьях на помосте. Объявили, что в связи с окончанием срока полномочий необходимо избрать новую городскую и военную власть.
— Какие будут предложения?
Народ зашумел, стал выкрикивать разные фамилии. Чаще других и громче всех называли Костю Юрьева.
— Костю воеводой давай! — надрывался рядом с Мишкой мужичок.
Мишка был удивлён. Ну ладно бы воины кричали, они Юрьева знают. Но гражданский-то чего кричит? А потом как мелькнёт догадка — подкупил, не иначе. Денег-то в походе добыл, есть на что голоса скупать. Правда, были голоса и за Якова Пугвина, и за Ивана Оникеева, и за Пахома Лазарева. Только они были в явном меньшинстве.
Выбрали всё-таки Костю. Старшина на помост пригласила вновь избранного воеводу.
Взошёл Константин степенно, чай — не воин простой, а воинский начальник теперь. Присягу принёс — служить городу и республике Вятской честно, не жалея живота и самой жизни для защиты от врагов.
Взревел народ радостно, а ещё больше — когда Костя объявил, что ставит народу три бочки пива и бочку вина.
Кого стали избирать посадником, Мишка и слушать не стал. Хотел к Косте пробиться, поздравить его с назначением земским воеводой, да не смог. Дружинники оттеснили толпу, образовав проход, и Юрьев быстро ушёл.
Не знал тогда Михаил,
Великий князь вятского воеводу принял ласково, уделами пожаловал — были Косте даны города Дмитриев, Руза, Звенигород, а в 1504 году — ещё и сельцо Таганинское.
Был у него пасынок — Васюк, умерший в плену у крымских татар в 1501 году и судьбой которого Юрьев не интересовался. А вот сынок его внуками одарил: Афанасием Костяевым, ставшим впоследствии дьяком, и Осипом Костяевым, ставшим стрелецким головой.
Ближе к вечеру Мишка направился было к Косте, да не пустили. У дома воины стояли на карауле, один из них Михаила узнал.
— Никого не велено пущать, купец. Прости, приказ выполняю. У него сейчас пир, вся старшина собралась. Завтра приходи.
Возвратился Мишка домой не солоно хлебавши. А и пусть, небось Костя и без Михайловых поздравлений обойдётся. И так Мишка целую неделю вече ждал, хотя в плавание мог уйти ещё три дня назад, а сейчас каждый день дорог. Потому как зима на носу. Однако до Нижнего не так и далеко, путь многажды хоженный, известный, потому Мишка и не волновался особо.
Предупреждённый ещё вчера Павел уже ждал на причале. Гребцы перекладывали товар поудобнее — как всегда перед плаванием. Мишка поздоровался с кормчим уважительно, за ручку, да на ушкуй оба взошли. И в путь. Ветер попутный, не студёный. «Кончилось лето, — с сожалением подумал Михаил, — опять кафтаны надевать, а потом тулупы да валенки».
Зимой жизнь почти замирала. Крестьянам делать нечего — поля под снегом, у купцов обозы санные редкие. А много ли на сани погрузишь? Это же не судно. И опаснее намного — не дремлют тати лесные. Власть-то законная, почитай, в двадцати верстах от любого города заканчивается. А дальше — как повезёт.
Они добрались до Пижмы. Затем — переволок, вниз по Вые, Ветлуге… Снега ещё нигде не было, но по ночам уже зябко. Почти всей командой у костра грелись. Днём ещё куда ни шло, замёрзнут — за вёсла. Через время жарко становится, кафтаны поскидывают, а там — и рубахи. В одном исподнем гребут.
Добрались до Нижнего. Ярмарка уже не работала, но торг остался. Не так быстро, как хотелось бы, но товары Мишка продал и на обратный путь загрузился. Тканей разных почти на половину ушкуя, три десятка криц железных. Зимой от морозов даже болота замерзают, негде кузнецам плохонькое болотное железо взять, вот и пойдут крицы за милую душу. Товар хоть и тяжёлый, зато не испортится.
Просел ушкуй от железа, а Мишке в радость, не пустым возвращается. По Волге вниз хорошо идти — течение попутное, а дальше всё вверх да вверх — что по Ветлуге, что по Вые, что по Вятке.