Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча
Шрифт:
Оставшись один, владыка Афанасий вытащил из сундучка большую тяжелую книгу в кожаном переплете и, пролистнув десяток страниц, на чистом поле написал киноварью: «А ноне явился ко мне человек из Руси. А в рассказе сказался новгородским купцом Ярославом сыном Тихона, и тот купец зело сладословен и удачлив, а судьбу дал Господь ему изменчивую и нелегкую. А рассказ о нем будет таков: лета…»
Сопровождавший Ярослава высокий стройный юноша в легком шелковом халате и таких же легких шелковых шароварах открыл тяжелую,
Взору открылся огромный, как Ярославу показалось, зал, залитый солнцем, потолок которого поддерживали тонкие колонны. В его центре стоял в белых шелковых одеждах князь Ачихожия.
Улыбаясь и широко раскрыв руки для объятий, он пошел навстречу нежданному гостю.
— Не думал увидеть тебя так скоро! Рад встрече!
Князь обнял Ярослава и расцеловал в щеки трижды по-русски.
— И я несказанно рад. Ты, князь, даже представить себе не можешь, насколько я рад тебя видеть! — дрогнул голосом молодец.
Ачихожия отстранился и, хлопнув Ярослава по плечу, с улыбкой сказал:
— Ты словно еще больше в плечах раздался… Никак внял моим словам и жениться надумал? Или нет?
— Не до женитьбы мне… Поверь…
— Верю. Здесь жарко, пойдем на крышу дома, там тень, прохлада…
Боковая лестница повела еще выше, и вот еще одно чудо: словно в сказочный сад вошел новгородец. Таких деревьев и цветов он еще не видел. В тени их широких листьев располагалось возвышение, устланное ковром, на котором стоял низенький столик и разбросано множество подушек, отсвечивающих атласом.
— Располагайся, — повел рукой князь и, чтобы не стеснять молодца, возлег на подушки первым.
Как только Ярослав умостился на ложе, вокруг них неслышно заскользили две молоденькие симпатичные девушки, одетые в легкие пестрые одежды, словно диковинные птички. С подносов, которые они держали в руках, на столик перекочевали кубки, кувшин с длинным узким горлышком, невиданные доселе Ярославом фрукты, какие-то кусочки желтоватого цвета с темными вкраплениями и еще множество лакомств.
— Хороши?! — кивнул князь на прислуживающих девушек. — То мои старшенькие: Лика и Айра… Ты не подумай… У меня слуг полон дом, но в знак уважения тебе прислуживают мои дочери.
Ярослав подхватился с ложа и поклонился поясно и князю, и замершим в смущении девушкам.
По тому, как расплылся в улыбке Ачихожия, ему это было приятно.
После того как было воздано по заслугам вину и лакомствам, князь сказал:
— Теперь рассказывай. Раз не за женой приехал в Сарай-Берке, то дело должно быть непростое…
— Все так, князь. Только не своей волей я в стольном граде ордынском… Привезен сюда в железах, как раб, да сбежал случаем…
Ачихожия от услышанного аж потерял
— Да, да… Хочешь, сниму сапоги… на щиколотках следы кровавые от железа…
— Да как же ты? Кто же так постарался? — только и вымолвил князь.
— Никто! Знать, Господу Богу было угодно…
— Оставь Господа своего в покое, — отмахнулся Ачихожия. — Давай-ка неспешно поведай мне все, что с тобой случилось. А я решу, кто в том виновен.
Ярослав, ничего не скрывая, поведал князю о своих злоключениях и когда замолчал, Ачихожия, положив на его руку свою, сказал:
— Так я и думал: все беды от баб. Поверь, у меня их пять, три еще маленькие, но забот от них, а главное, шуму, как от табуна кобылиц! Не тревожься, я тебе помогу: и на Руси будешь, и девка та твоей будет. Я-то уж постараюсь, и ты за себя порадей! К епископу тебе возвращаться не след. К хану Мюриду он был вхож, а хан Азиз до себя никого не допускает.
— А ты-то как, — встревожился Ярослав. — Новый хан — новые слуги…
— Так-то оно так, да не совсем. Всех можно поменять: и сановников, и судий, и военачальников. Только послов нельзя. Посольский чин дается не по роду и богатству, а по заслугам. Ханы приходят и уходят, а послы остаются. В них нужда большая, потому их никто из вновь пришедших на ханский трон не трогает, — не без гордости поведал Ачихожия. — Поначалу буду из тебя князя делать… — и, увидев, как вытянулось от удивления лицо Ярослава, продолжил: — Хан Азиз не богат, а чтобы бороться с ханом Абдаллахом, вернее с его, как это на Руси говорят, зятем — темником Мамаем, нужно войско, а значит и много денег. Деньги у меня есть, да и у тебя тоже, отдашь, коли захочешь… Грамоту княжескую куплю, дом… Один из своих отдам… Может, еще передумаешь да на моей дочери женишься… Не беда, что у тебя жонка будет из Руси, у нас можно иметь несколько жен, — пояснил князь. — Остается войско. Князь должен иметь воинов, хотя бы сотен пять.
— А это дорого… если купить…
— Дорого. Но покупать мы не будем, разве что охрану тебе и слуг…
— Да зачем мне…
— Князь без охраны и слуг — не князь, — перебил Ярослава Ачихожия.
— А как без войска?
— Войско сам хан Азиз даст, без денег, и еще рад будет, что всего пять сотен занадобилось, — улыбнулся своим мыслям Ачихожия. — Пока живи у меня. Грамота княжеская будет, в свой дом поселишься.
Словно во сне пребывал Ярослав последние две недели. Княжеский чин, дом, слуги, охрана, которую он купил для себя сам, на деньги, якобы данные Ачихожием в долг, выбрав из множества пленных на невольничьем рынке. Все купленные были из Руси — рязанцы, владимирцы, нижегородцы, в прошлом княжеские дружинники… Жаль, что серебра, выданного Ачихожием, хватило лишь на три десятка…
Как-то под вечер князь Ачихожия появился в доме Ярослава сияющий и прямо с порога выкрикнул:
— Я знал! Я предвидел! Ликуй! Быть тебе скоро на Руси!