Ушкуйники
Шрифт:
Венцеслав отчего-то вмиг повиновался и опустил нож. От убеленного сединами прусса исходила неведомая всепокоряющая сила, и будущее тевтонца читалось по выражению его глаз доходчивее любых слов. Поэтому витязь лишь бросил последний брезгливый взгляд на поверженного фон Шлезинга, лицо которого вдруг стало белее мела, и с презрительной улыбкой отвернулся.
– Меня зовут Скомонд, я принадлежу к племени сембов, – дружелюбно представился прусс. – А вы кто, новгородцы?
– Нет, мы с Гориславом русы, но из Киева. Хотя и новгородцы среди нас есть.
– Вы очень помогли нам. – Вайделот скользнул взглядом по поляне, где сражение уже закончилось: госпитальера фон Берга пленили и обезоружили, и теперь
Поблагодарив за приглашение и поклонившись в ответ, Венцеслав поспешил к Гориславу, вокруг которого уже собралась вся их команда. Все были живы и даже не ранены, выглядели радостными и довольными – такая славная драчка подвернулась! – кроме, пожалуй, Свида: тот с всегдашним своим угрюмым выражением лица мрачно счищал травой кровь с оружия.
Солнце уже выкатилось на середину небесного купола, и от утренней росы не осталось и следа. В лесном разливе вновь воцарились тишь и благодать.
Глава 16. Жертвоприношение
Первым делом дорогих гостей отправили в баню. Поскольку у самих сембов банные дни устраивались строго по расписанию, для нежданных спасителей ее протопили специально. Воины Скомонда, пригнавшие в городище и священных коней, и плененных рыцарей, на фоне всеобщего ликования поведали всем жителям о подвиге пятерки смельчаков, спасших их от верной смерти, поэтому часть восхищения, предназначенного для воинов-земляков, распространилась и на гостей-чужеземцев. Дети и вовсе смотрели на них как на богов. Особенно на Стояна с Гориславом, похожих на великанов из прусских сказок. А девицы так и вились вокруг витязей, выставляя напоказ и самые праздничные свои одежды, надетые по случаю столь выдающегося события, и симпатичные румяные и улыбчивые личики.
Стоян и Венцеслав изрядно смущались подобному вниманию, а более зрелые мужи, Горислав с Носком, лишь посмеивались в усы да потешались над ними, прикидывая вслух, хватит ли у них денег, чтобы прикупить двум молодцам по жене. Со слов Свида они уже знали, что жен у сембов принято покупать.
Мужчина-прусс пользовался в семье неограниченной властью. Мог даже продать в рабство или убить (сам или с чьей-либо помощью) любого члена семьи. Наследование имущества осуществлялось только по мужской линии. Купленные жены находились в полной и безоговорочной зависимости от мужа. Жена не вправе была обедать с мужем за одним столом, зато каждый день обязана была мыть ему ноги. Отец с сыном на общие деньги могли купить жену отцу, а после смерти отца мачеха становилась женой сына. При этом местные женщины стоили относительно дорого: дешевле было покупать женщин на стороне или захватывать их в качестве бесплатных «трофеев» во время боевых набегов.
Щедро обливаясь из черпака водой, Горислав даже делано посокрушался по этому поводу:
– Эх, кабы знал я, что здесь такие порядки, обязательно прикупил бы себе жинку из сембов. Вишь, какие тут молодки добрые да покладистые! Не то что моя: что ни день, то – свара… Ох, совсем наши женщины от рук отбились. Смекай, Венцеслав! – Сказал и поддал пару, чтобы скрыть за сизым облаком лукавую улыбку.
В бане даже Свид расслабился: на его скуластом невозмутимом лице появилось невиданное прежде выражение блаженного покоя. А уж когда банщик-семб подбросил на раскаленные камни конопляных семян и густой ароматный дым шибанул беглецам в ноздри, их и вовсе охватило безудержное веселье.
После бани гостям выдали явно ношенную, но чистую и свежую одежду из льняного полотна. А старую, грязную и рваную, главный жрец Небри торжественно сжег прямо перед баней, произведя таким образом
Затем и гостей, и воинов Скомонда усадили за столы и радушно накормили и напоили. Однако главный пир решили устроить на следующий день, в связи с чем несколько групп охотников ушли в леса, рыбаки закинули сети в воды ближайшей речушки, а женщины принялись молоть на ручных жерновах муку для праздничных пирогов и попутно готовить свои самые лучшие одежды.
Когда Горислав осторожно поинтересовался у Скомонда, почему не хоронят погибших воинов, тот пояснил, что согласно их обычаю тело умершего человека должно пролежать в прежнем своем доме целый месяц. А старейшины и жрецы – и того долее. Причем пока тело покойного находится в доме, все остальные члены племени должны пиршествовать, а молодые воины – участвовать в состязаниях. Когда же умершего понесут наконец на погребальный костер, люди предварительно делят его имущество. Если, конечно, тот при жизни был знатен и богат. После раздела имущества покойника сжигают вместе с его оружием и одеждой в специальном святилище, где разводят костер так, чтобы в результате не осталось ни одной уцелевшей от огня кости. Раньше вместе с умершими вождями помимо оружия и одежды сжигались также кони, слуги, охотничьи собаки и даже ловчие птицы, но с некоторых пор сембы от подобных жертв отказались…
«Чудны дела Твои, Господи, – думал Горислав, слушая Скомонда. – Сколько племен на земле, столько и обычаев… И все же не по-христиански как-то держать покойника в избе столь долго… Правда, наши прадеды тоже в свое время сжигали усопших на кострах, но ведь когда это было!.. И при всем при том язык не поворачивается назвать сембов дикарями…»
Не остались в стороне от праздничной суеты и мужчины. Те, кто постарше и покрепче, спустились в погреба за бочками с самым вкусным пивом и самой крепкой медовухой. А главный жрец Небри занялся приготовлением напитка, предназначенного на торжествах исключительно для старейшин и жрецов и представлявшего собой перебродившее кобылье молоко с добавлением целительных и бодрящих разум и тело трав.
Будучи раздираем противоречивыми чувствами, криве-кривайто не находил себе места. С одной стороны, чего еще желать главному жрецу сембов? Его народу возвращены и священный огонь, и белые кобылицы. Но с другой… Небри прекрасно осознавал, что отныне авторитет Скомонда вознесся на недосягаемую для него самого высоту. Конечно, вряд ли Скомонд получит должность криве-кривайто, зато наверняка его изберут хранителем Большого Знича и главным вайделотом Перкуно. Тщательно процеживая напиток, Небри неожиданно подумал, что неплохо было бы подлить в пиршественную чашу Скомонда толику той жидкости, что хранится у него в маленьком стеклянном флаконе. Но как это сделать? Скомонд хитер, очень хитер! Да и в растительных ядах разбирается не хуже его самого. А вдруг по запаху определит, что ему в чашу добавлено что-то непотребное?! Одно дело отправить на тот свет кого-нибудь из простолюдинов, заранее «напророчествовав» остальным (для пущего страха!), что тот умрет тогда-то и тогда-то, и совсем другое – схлестнуться с равным себе…
Плотно отобедав и поблагодарив хлебосольных хозяев, гости вышли из-за стола: захотелось подышать посвежевшим к вечеру воздухом, ибо изба, в коей они пировали, была все-таки для столь многолюдной компании тесновато-душноватой. Вдобавок ни таваста, ни русов не покидало привычное чувство настороженности, поэтому они ни на минуту не расставались с оружием (сембам попросту объяснили, что таков-де у них обычай). Да и пили в меру – в отличие, например, от тех же воинов Скомонда, которые сдержанностью в вопросе винопития не отличались и к концу застолья практически уже лыка не вязали.