Усилитель жизни
Шрифт:
Он опять вернулся к Юле, и опять было все то же самое. Наконец, как-то в конце мая он уговорил ее съездить к нему на дачу. Довольно большой, частью даже покрытый лесом участок остался у них от дедушки-профессора, светлая ему память. А вот старый деревянный дом на фоне быстро возникавших рядом новорусских хоромов казался теперь скворечником. Но Антон любил его и не хотел бы другого.
Стояла теплая и пасмурная, как бы задумчивая погода, иногда накрапывал слабый дождик. Все вокруг было в изумрудной зелени, уже густой, летней, но еще совсем свежей, как
Дача стояла пустой. Они молча и бесцельно побродили по участку, потом зашли в дом.
– Пойдем, что ли, наверх? – предложил Антон.
Юля молча кивнула.
Они поднялись в мансарду – небольшую комнату под крышей, где стояла низкая тахта. У Антона мелькнула в голове картинка, как они сейчас с Юлей на этой тахте… Благодаря Свете он теперь знал, как это делается. Тогда он не особенно хотел успеха, но был в нем абсолютно уверен и автоматически получил его. А сейчас – совершенно наоборот. Почему?! Почему именно с той, которая ему так нужна, все всегда настолько неправильно?
Он присел на край тахты. Юля стояла рядом, глядя в окно с отрешенно-усталым выражением. Антон не знал, что теперь делать. В глубине души он понимал – хотя ему не хватило бы смелости сказать об этом самому себе – что она сейчас здесь не то из сочувствия, не то по инерции… потому, что вчера, когда договаривались об этой поездке, она сама надеялась на то, что из этого что-то выйдет. А сейчас понимает – нет, не выйдет.
Он притянул ее к себе, попробовал обнять. Вышло, как с манекеном. Опять!! Он отпустил ее и вдруг почувствовал, что внутри, где-то в груди, словно поднимается и закипает горячая жидкость. Такое с ним случалось очень редко и почти всегда было некстати. А уж сейчас… еще одна картинка вдруг мелькнула, да такая, что он сам испугался и сейчас же постарался запрятать ее куда-нибудь подальше. Черт, но что делать-то – как избавиться от этого вулкана внутри?! Вскочить, заорать, сломать что-нибудь…
..Ничего он тогда не сломал. Хотя, кто знает – может, она бы к нему по-другому относилась, если бы он был способен на безумства. Если бы хоть раз в жизни взбесился и что-нибудь разбил, раскурочил, разнес. Или, наоборот, она бы тогда испугалась, ушла насовсем, и больше они бы никогда не встречались. Но не случилось. Ничего страшного не случилось. Вместо этого у него наступил какой-то ступор – все желания пропали. Антон просто повалился ничком и лежал, мечтая лишь о том, чтобы вообще ничего не чувствовать и чтобы никто его не трогал.
Ближе к вечеру Юля как-то сумела растормошить его. Да, ночевать там не стоило – вспомнилась концовка «Идиота» Достоевского. Он закрыл дом и вяло потащился за ней обратно на станцию. Прогулка его немного взбодрила, и поэтому в электричке, когда они уселись на жестких скамейках друг напротив друга, он вдруг задал вопрос, который (ну
– Слушай, а у тебя… были мужчины?
Ответ, хотя он и подозревал нечто подобное, все-таки прозвучал убийственно.
– Конечно, – тихо и как-то просто ответила Юля.
Почти забытое чувство ревности вынырнуло откуда-то и прошило его раскаленной иглой. Потом Антон, видимо, на какое-то время опять впал в спасительный ступор и пропустил то, что она говорила в это время. А ей, видимо, захотелось выговориться или что-то объяснить. Когда нормальное восприятие вернулось, оказалось, что Юля рассказывает:
– … мы ездили с друзьями прошлым летом на море. Жили в палатке на диком пляже недалеко от Туапсе. Там замечательно было – море, рядом чистая речка, и никого. То есть почти никого – было еще несколько таких же палаток неподалеку. Кто-то приезжал, кто-то уезжал. Однажды появился один новый парень, пришел к нам в гости, ну и потом… в общем… я с ним переспала. Сама не знаю, что меня толкнуло. Один раз, и все. А утром встала, вышла из палатки… и так мне почему-то тошно сделалось… не могу передать… так тоскливо… вот.
Антон вяло глядел вниз на свои руки и дальше, на грязноватый пол.
– Так это… не первый был? – наконец зачем-то выдавил он из себя.
– Нет. То есть да… ну, не первый. Вообще-то… глупо у меня это все сейчас получается. Я же тебе раньше рассказывала – меня родители воспитывали так, что, в общем, как у них, должна быть одна любовь на всю жизнь.
– Да, помню, ты говорила, – медленно выговорил Антон. Он еще тогда начал понимать, что на эту роль предназначен не он. Ну, и кто же тогда?
– И был сначала… один человек, – продолжала Юля. – Я в него влюбилась. По-настоящему. Встречалась с ним больше двух лет. А потом… – ее голос начал помимо воли делаться нервно-раздраженным, – одним словом, он перестал быть для меня единственным и идеальным. Да вообще-то… раньше надо было понять. Не был он никакой идеальный, вообще раздолбай был по жизни! – Юля, кажется, даже ногой притопнула. – С ним надо было все время нянчиться, помогать ему постоянно, нос вытирать… И сколько я с ним не возилась, все было бесполезно. Не могла я больше! Ну и… вот так.
– Да… – Антон не знал, что еще сказать или спросить. Он вдруг понял, почему его романтическое объяснение трехлетней давности так загадочно окончилось ничем. И еще он понял, что Юле, кажется, можно даже посочувствовать. Было похоже, что, хотя опыта и поклонников у нее куда больше, чем у Антона, ее отношения с мужчинами ныне в основном сводятся к не имеющим продолжения и ничего не оставляющим после себя эпизодам вроде этого, на море.
Но сил на сочувствие у Антона не было. Он сам, получается, был одним из этих поклонников, и притом не самым важным. Так, во всяком случае, ему казалось, хотя Юля могла думать и по-другому. И сейчас не было на свете человека несчастнее его. Вопросы иссякли, и единственным желанием опять сделалось отключиться и вообще… не быть. Ничего не воспринимать и ни о чем не думать.