Ускользающая любовь
Шрифт:
Кейт, преисполненная сочувствия, еще крепче сжала его руку, но ничего не сказала, А что было говорить? Одной из утешительных вещей во время ее работы в Центре было то, что аутизм не угрожал жизни ребенка. И ее каждодневная работа была наполнена надеждой, поскольку каждый маленький шаг к улучшению означал реальный шанс на полноценную жизнь для детей, с которыми она так самозабвенно занималась.
С явным усилием Питер стряхнул с себя грустное настроение.
– Мы почти приехали, – сообщил он. – Уверен, школа тебе понравится. Она предназначена для детей-инвалидов, которым еще могут помочь
Директор, худой пожилой мужчина, встретил их тепло и радушно. Питер достал с заднего сиденья машины большую коробку конфет и вопросительно посмотрел на директора. Тот засмеялся и махнул рукой.
– Видимо, ты ждешь разрешения раздать их детям? Но я еще раз повторяю тебе, Питер, что на Фиджи найдется лишь дюжина приличных дантистов. А ты так щедро раздаешь конфеты, что скоро все двенадцать докторов будут заняты лечением зубов у наших подопечных!
– В следующий раз я привезу что-нибудь другое – фрукты или игрушки.
– Ты каждый раз это обещаешь, – покачал головой директор школы.
– Это моя хорошая знакомая, Кейт Харрингтон, – представил ее Питер, вспомнив о правилах хорошего тона. – В Штатах она работала специальным детским педагогом-дефектологом в Центре для детей, страдающих аутизмом. Кейт, это Томас Блей, директор школы.
Мистер Блей настоял на том, что он сам проведет Кейт по школе. По американским стандартам тут было бедновато: минимум терапевтического оборудования, а дорогостоящие диагностические аппараты и вовсе отсутствовали.
– Большинство наших детей страдает от явных физических недостатков, – сказал мистер Блей. – Они слепые, глухие либо парализованы в результате несчастного случая. На Фиджи так мало врачей и квалифицированных сиделок, так не хватает инструкторов, прошедших специальную подготовку, что мы не можем себе позволить принимать сюда детей с неясным медицинским диагнозом. Наша цель сделать детей как можно более самостоятельными, приспособить к жизни, чтобы они могли хоть как-то сносно существовать, когда выйдут отсюда. – В улыбке директора сквозила грусть. – Наши питомцы очень быстро начинают понимать, что они смогли бы вести полноценную жизнь, несмотря на свои физические недостатки. Самая большая проблема состоит в том, чтобы убедить в этом всех остальных людей вокруг них.
– В Штатах перед нами стоит такая же проблема, – согласилась Кейт. – Пожалуй, здоровому человеку всегда трудно осознать, что чье-то увечье – это всего лишь определенный физический изъян и это еще не говорит о том, что такой человек не способен делать что-то полезное.
Питер и Кейт провели весь день с больными детьми, поражаясь энтузиазму и выдумке немногочисленного персонала. При школе имелся маленький сад, выходивший в мелкую лагуну, и дети проводили по меньшей мере один час в день, купаясь в теплой воде. Дети считали время, проведенное в море, приятным развлечением, но Кейт поразила самоотверженность трех педагогов, которым удавалось превратить игру в полезный для травмированных детских организмов процесс. А больше всего ее поразило то, что втроем учителя успевали справляться со всеми детьми. Привыкшая к узкой специализации терапевтов в Штатах, Кейт
По дороге домой у них было столько тем для разговора, что Кейт едва замечала опустившуюся на остров тропическую темноту и не думала о том, сколько времени они с Питером пробыли вместе. Она с удовольствием вспоминала дружелюбную, непринужденную атмосферу, царившую в школе, и была благодарна Питеру за то, что он привез ее туда. В душе Кейт призналась себе, что ничто другое не могло бы так эффективно отвлечь ее на целый день от грустных мыслей о Блейке.
На обратном пути они ненадолго остановились, чтобы перекусить, продолжая разговор о школе и ее воспитанниках, а затем отправились дальше. Кейт все еще рассказывала Питеру про успешные случаи лечения в их Центре, когда он остановил машину перед отелем.
Ей показалось совершенно естественным пригласить его в свой люкс, чтобы показать снимки одного из своих любимых подопечных, Джоя, папка с которыми случайно оказалась в ее чемодане. Мальчик попал на лечение в Центр в возрасте трех лет, это был испуганный ребенок, часами он плакал и, казалось, совершенно не шел на контакт с окружающим его миром. Несколько месяцев назад его выписали домой вполне нормальным восьмилетним мальчуганом, способным поступить во вторую ступень обычной школы и жить с родителями.
Кейт достала снимки из пластиковой папки и принялась показывать их Питеру, комментируя то, что он видел. Питер стоял возле нее, разглядывая фотографии, запечатлевшие превращение Джоя из худенького карапуза с затравленным взглядом в круглолицего восьмилетнего мальчика. На последнем снимке его улыбка была настолько ангельской, что впору записывать его в церковный хор.
– Почему он такой грязный на первых фотографиях? – поинтересовался Питер. – Неужели родители совсем не заботились о нем?
– Нет, все было не так, как ты думаешь. Просто мальчик буквально впадал в истерику, когда кто-то пытался усадить его в ванну или поставить под душ, и родители постепенно отступились, не в силах выносить его слезы. А таким худеньким он был из-за того, что мог есть одни лишь пирожки и пить только один сорт яблочного сока. Как-то раз случилось, что в городе закончился этот сок, так он вообще перестал пить. Он просуществовал на пирожках и соке три месяца, пока мы в конце концов не взяли его к себе на лечение.
Они склонились над снимками, а когда Кейт распрямилась, собираясь убрать папку, то очутилась в объятиях Питера.
Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, но она уперлась в его грудь руками.
– Пожалуйста, Питер, не нужно этого делать! – умоляюще произнесла она.
– Кейт… – начал он и замолк, не зная, что сказать. – Прости, я сам не ведаю, что творю.
Они и не заметили, как открылась дверь номера.
– Очень мило! – с сарказмом воскликнул Блейк. – Извините, что помешал.