Ускользающие тени
Шрифт:
– Сейчас, немедленно. Прими поздравления, крошка Сид! На этот раз ты была просто молодцом. Что такое с тобой стряслось?
– Расскажу при встрече. Как насчет завтрашнего дня?
– Согласен. Подъезжай в офис к двенадцати. Я положу шампанское в холодильник.
– Ты меня просто искушаешь! – засмеялась Сидония и положила трубку.
Как всегда, за время отъезда накопилась целая кипа корреспонденции, и, разбирая ее, Сидония выудила два конверта с канадскими марками. Ее сердце ухнуло в пятки, и она долго сидела с письмами в руках, не решаясь вскрыть их и злясь на себя за такую нерешительность. Она не только изменила Финнану, но и пренебрегла
Письма Финнана были переполнены общими местами: он описывал больницу, обсуждал жизнь в Канаде, подробно рассказывал о своих коллегах. Только в последнем абзаце он упомянул, что скучает и никак не может дождаться дня, когда вновь ее увидит. Сидония читала эти слова так отстраненно, как будто они были обращены к кому-то другому, как будто совершенно другая женщина любила врача-ирландца и делила с ним постель. Неужели в этом и состоит тайна неверности, думала она? Неужели во всем было повинно божественное безумие?
В подавленном настроении она передернулась от внезапного ледяного ветра и вошла в дом, почти машинально садясь за клавикорды. И сразу же случилось маленькое чудо: неизвестно откуда в голове Сидонии возникла мелодия пьесы графа Келли «Леди Сара Банбери». Опустив гибкие пальцы на клавиатуру, Сидония начала играть.
Когда она пришла в себя, было уже темно, где-то возле Холленд-Хауса светились огни отеля. Поднявшись на верхний этаж, Сидония долго смотрела из окна в сторону развалин здания, которому довелось увидеть столько любовных сцен и страстных свиданий, трагедий и отчаяния, и попыталась предугадать, где и когда ей вновь посчастливится увидеть этот особняк во всем его блеске.
Она всецело отдалась ему и жадно наслаждалась каждым мгновением их близости. После нескольких ночей, когда она заставила беднягу Лозана лежать смирно рядом с ней, Сара преодолела угрызения совести, заключила его в объятия и покрыла поцелуями. Секундой позже они уже были обнажены и ее упругие груди нежно ласкали руки Армана. И это было только начало.
Удостоенный долгожданного наслаждения, герцог де Лозан постарался сделать так, чтобы у Сары не было причин оттолкнуть его вновь. Одним быстрым движением он овладел Сарой, заполнив ее огромной беспокойной частью своего тела и не медля ни секунды из опасения ее протестов. Но Сара всего лишь испустила глубокий вздох, и Лозан поспешил воспользоваться своим преимуществом, скользя внутрь и наружу со всей силой, какая помогала ему совершить множество побед на ложе. Последняя победа наполняла его такой гордостью, что он стал неутомим в своем стремлении как можно глубже проникнуть в тайны тела Сары.
– Это невероятно! – прошептала она.
– Для вас это новость?
Она прошептала что-то вроде: «Всего один раз», но Арман не расслышал ее и сосредоточился на том, чтобы доставить удовольствие им обоим, безжалостно погружая и извлекая свой инструмент, создавая внутри себя и своей подруги настоящее море ощущений.
В самый разгар мощных ритмичных движений герцог, остановился, и Сара вскрикнула, пугаясь, что больше наслаждение не повторится. Услышав ее, Лозан понял, что отныне эта женщина принадлежит ему, и последнее маленькое препятствие, сдерживающее его рвение, было устранено.
Он овладевал ею свирепо и мощно, вдвое быстрее и сильнее, чем прежде. И вот тогда началось настоящее чудо: Сара почувствовала, как колотится кровь в ее висках,
Лозан, слыша, какими дикими и несдержанными стали крики Сары, излился в нее и упал рядом со своей новой любовницей в полнейшем опустошении, закрыл глаза и заснул. Эта ночь стала откровением для них обоих. Еще дважды они вкушали запретное блаженство любви, причем с каждым разом оно казалось лучше предыдущего. За час до рассвета Лозан, наконец, на цыпочках отправился в собственную спальню.
После того как он ушел, Сара лежала неподвижно, глядя, как светлеет небо и, предчувствуя, что в ней просыпается ненасытная страсть к удовольствиям любви. Искушенный француз, знающий толк в любви и обладающий неистощимым темпераментом, привел ее в такое состояние, которое могло стать опасным. Ибо, однажды отведав этот плод, Сара поняла, что не может, жить без него. Она уже строила планы, как разорвать свой холодный брак и счастливо провести остаток дней с любимым человеком.
– Жить только для любви, – пробормотала она. – Как только все это удастся сделать, любовь будет прекрасной и бесконечной.
В этих словах Сара нашла панацею для своего сознания. Любовь оправдала ее предательство, любовь стала ее сияющей звездой.
– Мы с Арманом никогда не расстанемся, – пробормотала она в подушку прежде, чем заснуть.
Последующие несколько дней были переполнены страстью. Подобно двум изголодавшимся бродягам, посаженным перед праздничным столом, Сара и Лозан не упускали ни малейшей возможности. Неожиданно улучшилась погода, и они начали выезжать на верховые прогулки, где-нибудь в лесу стреноживая коней и предаваясь наслаждениям в шалаше. Сара еще никогда не испытывала такой огромной физической радости и теперь знала совершенно точно, что она должна всегда жить с Арманом или даже выйти за него замуж, если сэра Чарльза Банбери удастся застигнуть в рискованной ситуации и добиться развода.
Но еще на самой высоте божественного безумия ситуация начала претерпевать еле уловимые изменения. Сара вспоминала, что Арман до сих пор не заговорил с ней о будущем, как будто был полностью доволен возможностью бродить по чувственному раю без позволения. Ужасные рассказы о женщинах, которые отдали все и все потеряли, начали постоянно вспоминаться Саре. Семя неуверенности было брошено в благодатную почву.
– Самые большие хлопоты с женщинами заключаются в том, что, когда начинаешь с ними, они всегда хотят знать, чем это кончится, – поведал ей как-то ее грубоватый племянник Чарльз Джеймс Фокс.
Сейчас Сара задумалась над этими словам и вынуждена была согласиться со своим многоопытным юным родственником, первое приключение которого, по его же собственным словам, состоялось в нежном четырнадцатилетнем возрасте. Саре неудержимо хотелось полностью разделить жизнь с Лозаном, ибо только это могло оправдать ее падение, ее отвратительное прелюбодеяние. Она, подобно большинству представительниц женского пола, хотела знать, чем закончатся их отношения.
Она решилась поведать о своих муках в ясный мартовский день, когда с моря налетел свежий ветер, радостно завывая в долинах Суффолка, покачивая головки прелестных бледных нарциссов и ероша мех зайцев, танцующих в сумерках на полянах.