Ускользающие тени
Шрифт:
– С этим я мог бы согласиться, – примирительно заметил герцог. – Но давайте вместо этого поговорим о колдовстве и алхимии, искусстве превращать свинец в золото.
– Как я понимаю, вы уверены, что я занимаюсь чем-либо подобным, – раздраженно произнесла Сара. – Но на самом деле это не так. Интересно, что заставляет вас так думать?
– У вас есть знакомая женщина. Я видел, как в канун Нового года она играла на клавикордах вместо графа Келли, и только что видел ее вновь.
– Значит, это не игра моего воображения, – еле слышно пробормотала Сара.
– Отнюдь.
Она повернулась к Лозану, ибо, несмотря
– Если вы тоже видели ее, скажите, кто она такая?
– Вероятно, призрак, или еще более сверхъестественное существо.
– Что вы хотите этим сказать?
– Возможно, она приходит совсем из другого века. Может быть, она даже еще не родилась, но каким-то образом ухитряется проникать в прошлое.
– Но это невозможно!
– Отчего же? Наоборот, возможно. Разве у вас никогда не было видений, которые исчезали как сон, но потом становились явью?
– Не совсем так…
– Конечно, это бывает по-разному, и это только пример выхода из ритма своего времени.
– Я верю в предчувствия, но вашим словам я никак не могу поверить.
– А! – воскликнул Арман и прищелкнул пальцами.
– Но если она так удивительна, если она – существо из другого века, почему вы смеялись, увидев ее?
– Я смеялся не над ней, а от собственного изумления. Я ошибочно полагал, что это оборотная сторона вашей натуры, ваша скрытая сущность. Похоже, между нами может, быть нечто большее, нежели простая привязанность.
– Ни слова больше, месье. Если вы окажетесь колдуном, я возненавижу вас.
– Нет, вот тут вы ошибаетесь, моя дорогая. Вы никогда, никогда не сможете возненавидеть меня – до тех пор, пока не кончится ваша земная жизнь.
– Я могу попытаться, – возразила Сара, повернулась на каблуках и пошла прочь.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Впоследствии, когда спустя целые года она пыталась найти объяснения случившемуся, Сидония думала, что ее визит в Шато-де-Сидрс был одним из поворотных моментов ее жизни. Ибо именно здесь, по ее мнению, она наконец-то научилась играть на клавикордах и именно за эти несколько дней постигла искусство самообмана. Но все же ей так и не удалось рассудить, чего было больше в этом кратком визите – хорошего или дурного. Как полагала Сидония, она бы пожертвовала почти всем, в том числе и здравым рассудком, чтобы улучшить свое музыкальное мастерство таким внезапным и сверхъестественным образом, как это сделала тогда.
Пробудившись от сна, она все еще слышала звуки – фразы, сыгранные графом Келли, эхом отдавались в ее голове. Не в силах спать, но и не в состоянии идти к клавикордам и боясь потревожить остальной дом, Сидония потеплее оделась и вышла в парк. Пробираясь по снегу, еще не будучи уверенной в том, что случилось с ней сегодня ночью – был ли это сон или другой род реальности, она чувствовала, что ей не удастся ускользнуть от предначертания судьбы. Она еще пребывала в нерешительности и смятении, когда чистый звук скрипки разорвал молчание пронзительно-холодного утра. Прислушавшись к тому, откуда доносился звук, Сидония направилась к группе хозяйственных построек позади шато.
Алексей стоял спиной к ней, разыгрывая сочинения Паганини с такой виртуозностью, что Сидония застыла в восхищении, не представляя себе, как можно играть так блистательно в такой
– Браво, прекрасно сыграно!
Он быстро обернулся:
– Сидония? Вы застали меня врасплох. Что вы здесь делаете? Я был уверен, что вы еще спите.
– Я рано проснулась и вышла подышать воздухом.
– Который теперь час?
– Думаю, около семи.
– Отлично. Я могу поупражняться еще час.
Она с любопытством взглянула на него:
– Я не знала, что вы такая ранняя пташка. Вам хорошо спалось?
Алексей глуповато усмехнулся:
– Нет, я бодрствовал почти всю ночь и думал о призраке в музыкальной гостиной. Знаете, могу поклясться – я слышал его.
– Что вы имеете в виду?
– Мне казалось, что я слышал, как посреди ночи кто-то заиграл на клавикордах. Это было бесподобно и так, как только может представить себе воображение в полной темноте.
Сидония нерешительно ответила:
– Мне тоже показалось, что я слышу клавикорды, но я не была уверена, что это не сон.
Алексей отложил скрипку на сваленное в углу сено и подошел к ней поближе:
– Вы выглядели так трогательно, когда произнесли это.
– Как именно?
– Вы были похожи на беспомощную девочку! Идите сюда, я успокою вас.
Он обхватил ее руками и крепко прижал к своей груди, погружая в глубины своего расстегнутого пальто, приникая к ней всем телом. Где-то в глубине своего сознания, не затронутого вихрем чувств, Сидония знала, что ее борьба с совестью окончена, что она не прочь заняться любовью с Алексеем Орловым, хотя понимала, как смешно и неудобно будет выглядеть, если она станет его любовницей не где-нибудь, а именно здесь, в сарае, где некогда была устроена конюшня.
Алексей склонил голову и поцеловал ее – не тем дружеским шутливым поцелуем, какими они обменивались прежде, а долгим и страстным. Под его губами ее рот приоткрылся, и у обоих захватило дух от восторга. Опустив руки на ее бедра, Алексей прижал ее еще ближе.
– Я хочу тебя, – произнес он странно напряженным голосом.
– Прямо здесь?
– Почему бы и нет? Ты замерзла?
– Нет.
Безумие обрушилось на них, подобно волне, и, не желая раздеваться, Алексей опустил Сидонию на сено, склонившись к ней. Она протяжно вздохнула, когда ее одежда оказалась расстегнутой, и он грубо вошел в нее, как будто всю жизнь ждал этого момента и теперь никак не мог насытиться им. Ритм его движений был чудесным, удивительным и мощным, Сидонии он казался Царем-варваром, а она сама – маленькой рабыней-наложницей.
Стыд и чувство вины исчезли без следа, и Сидония позволила себе погрузиться в поток желания неистового юноши. Все продолжалось восхитительно долго, они любили друг друга, подобно изголодавшимся животным, радуясь чувствам, которые им удавалось возбуждать друг у друга. Внезапно Алексей остановился.
– Не хочу кончать слишком быстро.
Она улыбнулась ему:
– Ты так и не успел снять пальто…
– Я ничего не успел снять, но это неважно. Так даже лучше.
– Знаю.
Он вновь стал двигаться – сначала медленно, постепенно ускоряя темп. Глубоко внутри Сидония испытывала ни с чем не сравнимое чувственное удовольствие, которое начало расти, увлекая ее к вершинам незабываемого наслаждения.