Ускользающий город. Инициализация
Шрифт:
— Спроси, как Добрый Каменщик узнал о моем появлении.
— Я не ослышался? Искатель? — проигнорировал Аспекта Евгений.
— Да, Искатель, — закивал начальник. — Вы.
— Теперь ты мне веришь?
— Даже если он не часть розыгрыша, — процедил Евгений, — его слова не упрощают дело. Как раз наоборот. Возникает вопрос…
— Какой?!
— Это Искателю снится, что он Евгений? А может, наоборот? Мужик ведь не сказал «Искатель, который внутри вас». Он сказал «вы, Искатель».
—
— Достаточно. Прекрасно умею отмазываться и без тебя.
Начальник следил за его бормотаниями с настороженным восторгом — как человек, который повстречал на улице известного, но поехавшего на всю голову деятеля искусства.
— Прошу прощения, — Евгений прокашлялся. — Иногда я теряю нить…
— Не передо мной вам извиняться!
— Э. Да. Если поможете разрулить моё недоразумение с законом, то тогда я помогу вам… чем смогу.
— Я здесь как раз для этого! Что ж, пройдём внутрь?
Вновь перед глазами замелькали мясницкие ножи и мусорные пакеты.
— А можно я постою на шухере?
— Но если вас увидят?!
— Мой… приятель не допустит этого.
— Хорошо, — явно озадачился начальник, но всё же зашёл, прикрыв за собою дверь.
Евгению подавил естественное желание покатиться колобком куда глаза глядят. Вместо этого он пощурился на стальные просветы промозглого солнца, оглядел кипящую стройку — вон, мужики кувалдой крошат валун, ни в чём себе не отказывают — и заговорил:
— Как зовут тебя, Искатель?
— Имена не вечны, в отличие от Аспектов.
— Аспекты, говоришь. Искатель, Игрок, кто там ещё? Звучит как типажи в средневековом театре.
Когда Искатель молчал, обдумывая что-то про себя, в голове возникала блаженная истома. В такие моменты хотелось нагружать непрошеного гостя и нагружать, чтоб пыхтел и размышлял он, чтобы самому тонуть в разврате ментального расслабона. Поэтому Евгений продолжил:
— Знаешь, происходящее вроде выглядит наспех склёпанной чередой событий, но почему-то ведёт к осуществлению твоей, засранец, цели.
— В чем вопрос?
— Почему?
— Потому что мне помогают. Этот Город опутан сложным узором дружбы, вражды, временных и долгосрочных альянсов. То, во что я тебя втянул, лишь верхушка айсберга, чьи корни тянутся если не к ядру, то к мантии Земли. В этой игре ты даже не новичок. Легко спутаешь ириску с конфетой. Тебе же во благо прислушиваться ко мне по любому непонятному вопросу. И почти каждому понятному.
— Плыть по течению как кораблик из спичек?
— Я уважаю независимость мышления…
— О, да!
— Если видишь, что какой-то мужик обошёл лужу, ты пойдёшь за ним, или проявишь мокрый нонконформизм? Поверь, я заинтересован в сохранении твоей жизни не меньше тебя самого.
— Это пока я двигаюсь к разрешению твоей загадки. А что потом?
— Другая загадка.
— Почему так неубедительно?
— Не знаю.
— Постой. Что ты мне втираешь? Ириска и есть конфета!
— Я же говорил.
Разговор явно соскальзывал с дорожки здравого смысла. К счастью, дверь
— Вот, — сунул он Евгению три судовых журнала. — Ключи придержу у себя. Может, успеете что вычитать, пока я подготавливаю мопед…
— Какой такой — мопед?
— «Карпаты»…
— Значит, пешком до корабля долго, — пояснил Искатель как дитю малому.
— Настолько, что лучше потратить время на починку этого куска… винтажа?
Начальник заметно помрачнел.
— Не ругайтесь. Мне всего-то нужно обновить масло да пройтись тряпкой по сидению.
— Извините.
— Не передо мной… хотя, передо мной. Ничего страшного. В общем, читайте.
Но дверью начальник хлопнул все же на пару децибел громче.
— Каменщики…
— Хочешь сказать, он масон? — проговорил Евгений, листая журналы.
— Да — если бы я говорил по-английски.
— То есть, мировое правительство…
— Только в головах неизобретательных сумасшедших. Каменщики скорее…
— Секта?
— Маленькая, сгруппированная вокруг патологического раскольника. Ей далеко до масштаба нынешних мировых. Официальных… Знаешь, в чем юмор? Если Церкви узнают о существовании Каменщиков, то примут их за еретиков, а не фундаменталистов.
— Ты ведь понимаешь, что ни черта ничего не объяснил?
— Я сказал достаточно, чтобы ты сам пришёл к нужному выводу. Что ты делаешь?
— Читаю. Может, не придётся чапать за ответами в мопедную даль.
— Придётся. Но полистать, конечно, можешь. С учётом того, что путь Искателя — это поиск ответов на вопросы реальности в самой реальности. Бумажки, заполненные по бюрократической необходимости, отвечают лишь на вопросы, поставленные точно такими же бумажками.
— По твоей извращённой логике полицейские отчёты, заключения патологоанатомов, Конституция — всё это выдумка бумажная?
— «Выдумка бумажная» объективна настолько, насколько много фильтров между ней и реальностью. Наше восприятие окружающего уже фотокамера с жуткими дефектами. Информация искажается пока поступает в мозг, пока осознается, пока переносится на бумагу или другой носитель… Уже сколько фильтров! Затем путь через инстанции вверх, через людей, с каждой ступенькой всё более отдалённых от земли… Представь, что твою не идеальную фотографию снимают другим аппаратом со своими дефектами, затем выбрасывают твой «оригинал», а копию отдают под другой объектив. Цепочка продолжается. Кто-то не может разобраться в том, что ему подсунули, и он пытается проявить изображение в химических растворах, или швыряет фотографию в шредер и реставрирует по полоскам — так, как ему искренне кажется верным. Добавь намеренное ретуширование неприятных или компрометирующих кусков, бессмысленные споры, чем лучше фотографировать — «Кэнноном» или «Никоном»… вплоть до того, что фотографу, предпочитающему «Никон», подсовывают «Кэннон». Чем больше субъективный разум стремится к объективности, тем дальше он от неё уходит — в области, которые необъективны даже относительно его собственной необъективной системы. То, что принято называть «абсурдом».