Условный разум
Шрифт:
— А зачем? Инопланетян на Земле больше нет. Иначе мы бы давно обнаружили следы их жизнедеятельности. Любое разумное существо должно потреблять энергию, преобразовывать ее для своей пользы, созидать что-то искусственное и оставлять после себя горы мусора и прочих отходов своей жизнедеятельности.
— Но знакомство с внеземными технологиями…
— Ерунда. Источником излучения может оказаться «ведьмин пудинг», «комариная плешь» или «пустышка». Мы никогда не сможем понять принцип их действия. Так что и стараться нет нужды.
Я спорить не стал. Может быть потом,
Вечером я рассказал Молниеву о своей встрече с Пильманом. Для меня самым удивительным в этой истории было то, что Пильман неожиданно смирился с космической версией «хармонтского феномена». Долгие годы Пильман относился к подобной возможности более чем скептически, и вдруг резко изменил позицию, забыв о своих обоснованных возражениях. Честно говоря, мне показалось, что нерегулярных сигналов Мэрфи маловато для столь важных выводов.
— И что Институт собирается предпринять? — спросил Молниев.
— Ничего, — признался я и рассказал ему о новой концепции «хармонтского феномена» как пикника на обочине космической трассы. Не без ехидства заметив, что такой сценарий фантастам в голову не пришел. А это означает, что ученые не такие уж простаки, как считают фантасты, и способны придумывать оригинальные сюжеты не хуже профессиональных сочинителей.
— Не верю я в сюжет с космическим пикником, — сказал Молниев. — Требуется слишком много допущений, чтобы этот сценарий оказался правдой. К тому же, кое-что до сих пор остается необъясненным.
— Например? — спросил я.
— Почему в Чучемле возникла вторая Зона? Ева Пильман утверждает, что они связаны друг с другом на макроквантовом уровне.
— Квантовые эффекты в макромире? — удивился я.
— Мы, фантасты, давно об этом говорим. Конечно, они существуют. Беда в том, что человеческие органы чувств не способны их фиксировать. Это как радиоволны — люди используют специальные приборы, чтобы их обнаружить. У нас нет приборов, с помощью которых мы могли бы наблюдать квантовые эффекты в макромире. Но когда-нибудь они появятся. И внезапно окажется, что мы очень мало знали о мире, в котором живем. Не исключаю, что в этом истинном мире не понадобится придумывать мифических инопланетян и приписывать им страсть к пространственным перемещениям, чтобы объяснить «хармонтский феномен».
— Для меня квантовая теория в макромире столь же маловероятна и недоказуема, как и теория пикника доктора Пильмана, — сказал я с раздражением.
Как объяснить Молниеву, что я не могу всерьез оперировать сразу несколькими теориями, в которые не верю, пока не получу подтверждения. В данном случае, мне нужен был радиопередатчик или другой выявленный источник радиоволн, который я бы обнаружил в Зоне. Пильман предположил, что это может быть «ведьмин пудинг» или другая жидкость, которой полно в Зоне. Жидкий радиопередатчик — это интересно. Но в таком случае появляется возможность объяснить сигналы естественными причинами. Но это, конечно, в свою очередь требует проверки.
— Но есть еще один факт, который ты упускаешь, — сказал
— И что?
— Скорее всего, он предназначен для пришельцев, которые в настоящее время все еще находятся в Хармонте. Или для сотрудников Института, чтобы помочь им, наконец, разобраться с «хармонтским феноменом». То есть, это своеобразная подсказка.
— Но зачем?
— А зачем было Посещение?
— Не знаю.
— Правильно. Вот и на твой вопрос я отвечаю так же: «Не знаю».
— И что же нам делать?
— Вот на этот вопрос я отвечу. Ты должен раздобыть пресловутый передатчик. А я буду искать инопланетян, которые притворяются людьми здесь, в Хармонте.
— Чушь, — не удержался я.
— Вовсе нет. У Энди Хикса есть повесть, в которой он доходчиво объяснил, что искать инопланетян разумнее всего на Земле. Например, в таких местах как Хармонт. Даже если окажется, что «хармонтский феномен» не их рук дело, они все равно объявятся поблизости. Потому что любопытства еще никто не отменял, и им обязательно захочется разузнать, что это тут происходит без их ведома? Разум — это ведь любопытство, не правда ли?
— Разоблачить спрятавшихся инопланетян будет очень трудно, — посочувствовал я.
— Не труднее, чем обнаружить источник сигналов в Зоне.
Я кивнул. Что-то я потерял в последнее время желание спорить. И это плохо. Старею. А может быть, повзрослел и считаю, что для спора нужны веские доводы.
Мне нужно было в Зону. Я уже понял, что кроме меня никто источник радиоизлучения в Зоне искать не будет. Почему, кстати? Но как заставить Шухарта взять меня с собой в Зону, я не знал. Единственное, что я придумал: следовало накричать на него, а если откажется, стукнуть по голове логарифмической линейкой. С другой стороны я понимал, что отправляться в Зону без опытного сталкера глупо. Мне нужен был умелый проводник.
Я сидел и сосредоточенно подыскивал убедительные слова, которые должны были соблазнить Шухарта, когда ко мне пришел доктор Пильман и попросил (ничего себе!) меня съездить в офис фирмы «Престиж» к Питеру Мозесу. Для важного разговора.
— Он ваш родственник? — вырвалось у меня.
— Почему родственник? — удивился Пильман.
— Простите. Не обращайте внимания. Это была глупая русская шутка.
Пильман не любил русских шуток, потому что не понимал их. Но я ведь извинился.
— Отправитесь немедленно, Пирер Мозес ждет вас. Он прислал за вами мясника Каттерфилда. Так что поездка будет приятной и безопасной.
Надо полагать, это был пример американского юмора. Такой же недоступный для меня, как и русский юмор для Пильмана.
Неожиданный интерес к моей скромной персоне мне не понравился. С другой стороны, поговорить можно, но сомневаюсь, что я знаю какой-нибудь важный для Мозеса секрет.
Доктор Каттерфилд обрадовался, когда увидел меня, и принялся рассматривать, как будто я был его любимым пациентом с запущенной болезнью.