Усни, красавица
Шрифт:
– А что, а что? – Сонька умудрилась подвывать от страха при каждом слове.
– Да скажи ты, что не сюда попали!
Лидочка старалась подняться, но телохранитель, облаченный в ту же черную кожаную куртку, в которой был на похоронах, приказал ей:
– Сидеть!
Лидочке захотелось вдруг стать маленькой и незаметной и проснуться, когда все уже кончится. Главное – не сердить их, тогда они уйдут.
Из кухни было слышно, как Сонька произнесла плачущим голосом:
– Вы не туда попали… нет, это другой номер.
– А теперь сними трубку, –
Он вошел в комнату и остановился, глядя на Лидочку.
– Вы что на полу сидите? – спросил он так, как спросил бы любой нормальный человек.
Лидочка послушно поднялась, оглянулась. Стул был опрокинут, никто не собирался ставить его на место. Пришлось сесть на диван.
– Где деньги? – спросил Петрик.
– Что? – от такого вторжения Лидочка вовсе забыла о деньгах. Потому вопрос ее был искренним.
– Где тридцать пять тысяч баксов? – спросил Петрик терпеливо.
– Тридцать пять тысяч? Я не понимаю.
Ситуация возвращалась к нормальному течению жизни. Она была опасна, она была неприятна, но, по крайней мере, теперь все становилось на свои места. Недаром ей показалось еще вчера, что Сонин разговор прослушивают, – видно, Петрик, старый школьный друг, смог запугать Соньку и включиться в поиски таинственных денег, спрятанных перед смертью Аленкой. И во всем виновата сама Лидочка, которая в разговоре с Соней неосторожно упомянула именно эту цифру. Все произошло по законам Фрейда – подсознательно она думала о тех долларах, которые нашла в шкатулке. А Соня или же стояла в тот момент рядом с Петриком, или проговорилась под его нажимом. Впрочем, это сейчас не так важно. Важно убедить Петрика, что она и представления не имеет, о каких деньгах идет речь.
Петрик лениво кивнул – как будто встретил на улице малознакомого человека, и Лидочка не поняла, что означает этот кивок. Но тут же телохранитель, почти не размахиваясь, ударил ее в глаз – никогда еще Лиду так не били: удар был болезненным, и ей показалось, что сместились шейные позвонки.
Лидочка схватилась за глаз, и телохранитель ударил ее в живот, руки у него были длинные, ему почти не пришлось наклоняться.
Лидочка согнулась, не отпуская рук от глаза.
– Ты будешь говорить? – спокойно спросил Петрик. Лидочка не поднимала головы и не открывала глаз, но представляла перед собой эту плотную статную фигуру в широком, верблюжьего цвета пальто, эти розовые детские щеки, эти добрые маленькие глаза. Он был как брат Сони – только Соня вся мягкая, податливая, близорукая и щечки мягкие, тронь пальцем – палец провалится, тогда как у Петрика тело и лицо были упруги, тверды, надуты молодым мясом.
– Я не знаю.
– Тогда слушай меня, курва, внимательно, – сказал Петрик. – Времени у меня мало. Так сказать, на земле меня ждет быстрокрылая птица. Без этих баксов моя жизнь за рубежом осложнится. Мне надо скрываться от плохих мальчиков, моих врагов, мне надо жить и основать свой бизнес. У меня большие планы. Так что мои деньги мне нужны, ты поняла?
Лидочка ничего
– Сейчас ты скажешь мне, где лежат эти бабки. Они все равно не твои, и тебе они не нужны. У тебя муж зарабатывает – тебе не нужно.
– Я не знаю, – произнесла Лидочка, скорее из чистого упрямства, потому что Петрик был совершенно прав – у нее муж хорошо зарабатывал и она сама зарабатывала – зачем ей нужны были эти чужие деньги? Но деньги были грязные, из-за этих денег убили Алену и Осетрова. Эти деньги надо отдать лейтенанту Шустову, и пускай он сам разбирается, кому они принадлежат.
Телохранитель больно ударил Лидочку в бок; оттого что она не ожидала удара, получилось особенно больно – Лидочка даже вскрикнула.
– Кричи – не кричи, – наставительно произнес Петрик. – Тут стены толстые – в соседних квартирах не слышно. В десятом классе я в этом доме одну телку тянул, она вопила, как коза недорезанная, – хоть бы кто услышал.
Петрик говорил серьезно, а телохранитель громко рассмеялся.
– Ты внимательно слушай, – продолжал Петрик ровным и скучным голосом. – Времени у нас нет. Гоша будет тебя мучить. Он тебе сделает очень больно. Он выдавит твои глазки и сломает твои пальчики – и никто тебе не поможет. Подумай, стоят ли чужие деньги таких мучений?
Лидочка не ответила. Ей был отвратителен этот поучающий тон, эта уверенность в себе, ей хотелось, чтобы Петрику было плохо, чтобы он трусил, бесился, и чтобы ему не достались эти деньги, и не улетел он в Австралию-Португалию. Невозможно было подумать, чем это может грозить ей самой, – злость на Петрика была сильнее.
– Неужели ты не понимаешь, курва, что из-за этих бабок уже несколько человек концы отдали? Сначала я.
– Как так? – Лидочка попыталась поднять голову.
Петрик усмехнулся.
– Ты же сама видела, как меня истребляли эти козлы зверские.
– К сожалению, не истребили.
– К сожалению или к счастью, но Алену тоже убили из-за этих бабок.
– Вы убили?
– Убили, и дело с концом.
– Потом Осетрова.
– Лидия Кирилловна, – согласился Петрик, обнаружив, что знает ее отчество, – вы видели этого глупого и жадного человека и знаете, как он умирал? Как раздавленный муравей.
Телохранитель снова засмеялся. У Петрика был очень веселый телохранитель. Петрик подождал, пока Гоша отсмеется, и продолжал:
– Мы ошиблись. Не было у Осетрова денег, не нашел он их. А завладела ими ты – человек совсем уж случайный. Как это получилось?
– Не знаю.
– Гоша, сделай тете больно, – посоветовал телохранителю Петрик. – У нас нет времени на долгие беседы.
Гоша крепко, но почти нежно взял руку Лидочки, и когда она стала рваться, испугавшись этой нежности, он принялся отгибать ее указательный палец назад.
– Не надо! – закричала Лида. Она не собиралась становиться героиней.
– Ой, не надо! – Соня бледная до синевы появилась в дверях. – Пожалуйста, не надо, она все скажет.