Уснуть и только

Лампитт Дина

В глубине сознания Бенджамина вдруг мелькнуло опасение, что все это может быть колдовством, что овладевшее им головокружительное чувство – всего лишь иллюзия, но он сразу же его отбросил. Он был слишком счастлив, чтобы сомневаться, и, переплетя свои пальцы с тонкими, длинными, похожими на тычинки цветка пальцами Дженны, поднес ее руку к губам.

– Нет, я не хочу ужинать, – произнес он, удивляясь тому, как необычно звучит его голос. – Я хочу говорить с тобой, Дженна, с тобой одной. Я хочу быть с тобой наедине. У меня такое чувство, будто мы потеряли

годы, а теперь должны их наверстать.

В первый раз она засмеялась:

– Но этот дом скоро наполнится людьми.

– Тогда пойдем ко мне. Сегодня вечером мы должны быть только вдвоем. Ты пойдешь со мной, Дженна?

Как будто она была знатной дамой, Дженна гордо и торжественно присела в реверансе.

– Тогда пойдем сейчас же, пока они не пришли. Ты оставишь им записку?

Глядя, как она пишет, Бенджамин мысленно восхищался ее разнообразными талантами. Он прочитал: «Агнес, меня позвал Бенджамин».

– Но Агнес не умеет читать.

– Отец прочтет ей.

Больше он ни о чем не спрашивал, и они вдвоем вышли в теплый апрельский вечер, мягкий и свежий после прошедшего дождя, наполненный безумными голосами птиц. Сейчас им не нужно было ни о чем говорить. Бенджамин подсадил девушку на свою старенькую кобылу, даже она в этих полупрозрачных нежных сумерках казалась помолодевшей и сильной, такой, как была когда-то. Они поехали вдвоем через лес, слушая негромкий топот ступающих по мягкому торфу лошадиных копыт.

Потом они очутились перед порозовевшим в лучах заходящего солнца домом Бенджамина и вошли в его гостеприимно раскрывшуюся дверь. Дженне пришлось наклонить голову, чтобы не зацепиться за косяк. Они стояли, молча глядя друг на друга, радуясь тому, что они наедине, и остро ощущая свою обособленность от остального мира.

– Как я мог быть таким дураком? – наконец сказал Бенджамин, но Дженна не ответила.

Они стояли, не касаясь друг друга, и только обменивались взглядами. И вдруг Бенджамин почувствовал, что все это когда-то уже происходило. Что когда-то – во сне или наяву – он уже стоял вот так, не сводя с Дженны глаз, чувствуя, что его тело и душа переполнены любовью.

Наконец он промолвил:

– Отныне мы не должны разлучаться – теперь, когда я, наконец, нашел тебя.

Все с той же прекрасной улыбкой Дженна ответила:

– Бенджамин, не надо бояться того, что произойдет между нами. Осуществление нашей любви – это часть того, что должно было свершиться.

Бенджамин не знал, как они оказались в его маленькой спальне наверху, он помнил лишь сияние ее тела, когда оно постепенно открывалось ему – высокие полные груди, изящный изгиб талии, водопад черных волос, от которых он не мог оторвать глаз. И только тогда они наконец поцеловались и, не размыкая губ, опустились на кровать.

Слова не были им нужны, соединяясь со своим любимым, Дженна с такой готовностью и радостью принесла себя ему в дар, с таким безграничным счастьем приняла в себя его плоть, с такой легкостью стала женщиной, что Бенджамину показалось, будто они всегда были любовниками.

Кульминация их

страсти была прекрасна и совершенна. Дженне, до сих пор не верившей своему счастью, показалось, будто она вознеслась ввысь и облетела вокруг луны, так велико было ее блаженство. А Бенджамин впервые в жизни понял, что это такое – торжество любви, и какое это счастье – отдать любимой женщине часть себя, навеки подарить ей свое сердце.

– Дженна, – выдохнул он. – Дженна, я так люблю тебя.

И перед глазами девушки опять возникли неровные строки: «Душица, вербена и полей приведут любого мужчину, какого ты пожелаешь, к тебе в постель, – но жасмин оставит его там навеки…»

Глава двадцать четвертая

Возвращаясь вечером домой, Агнес решила зайти к мамаше Мауд, зная, что если весть о сегодняшнем отсутствии Дженны на работе, которое Агнес объяснила недомоганием, уже достигла ушей сплетницы, то не пройдет и часа, как новость эта станет всеобщим достоянием. И в этом случае будет очень трудно что-либо объяснить Даниэлю и усмирить его ярость.

Побаиваясь предстоящего разговора, девушка, тем не менее, свернула к домику мамаши Мауд и увидела, что его хозяйка стоит на крыльце и разговаривает с соседкой. Головы обеих кумушек оживленно покачивались.

Когда Агнес подошла поближе, они замолчали, и Мауд воскликнула:

– А, Агнес, моя дорогая! Как приятно тебя видеть. Не хочешь ли глотнуть немного эля, освежиться перед тем, как идти домой?

Несмотря на то, что ее сердце сжимала тревога, Агнес улыбнулась и ответила:

– Большое спасибо, матушка Мауд. Но кажется, я вам помешала?

– Нет-нет, мне пора идти, – возразила соеедка. – Муж должен вот-вот прийти домой. До завтра, матушка Мауд.

Она ушла, бросив на прощание многозначительный взгляд на Агнес, и вскоре девушка уже сидела в доме Мауд, со стаканом эля в одной руке и кексом в другой.

– Посиди, передохни, моя дорогая, – суетилась хозяйка, – и расскажи мне, как вы все поживаете – ты, твоя сестра, отец, и вообще, что нового во дворце.

– Ничего особенного, – пожала плечами Агнес, набивая рот кексом. – Сэр Томас вернулся и принимает гостей, леди Мэй, как всегда, озабочена тем, чтобы всех накормить, а главный повар и рад бы поспорить с ней, да не осмеливается. Ну, а у всех остальных сейчас работы больше, чем обычно.

Агнес преувеличенно беззаботно рассмеялась, чувствуя на себе сверлящий взгляд похожих на бусинки маленьких глазок сплетницы.

– А как молодой господин Том?

– Очень хорошо. Мне кажется, он пишет что-то новое.

– Сегодня мне рассказали о нем одну очень странную историю, – прищурившись, покачала голо вой матушка Мауд.

– Да? – удивилась Агнес, ожидавшая, что речь вот-вот зайдет о Дженне.

Неужели слух о ее отсутствии ускользнул от вездесущей сплетницы?

– Вчера утром он привез домой юную Дебору Вестон, после тою, как с ней произошел этот несчастный случай во дворце.

– Несчастный случай во дворце? – повторила недоумевающая Агнес.